Потом они расстались и Себастьян пошел в операционную, где его уже ждал Камило. Волнение, гаев, страсть, слившись воедино, оказали на него необычное воздействие — он столько уже нервничал последние дни, что теперь вдруг стал абсолютно хладнокровен и блестяще провел всю операцию, с чем его не замедлил поздравить верный Мартин.
Спустя несколько часов, Камило пришел в сознание и вдруг, с ужасом осознал, что воспоминания о той ночи ожили в его памяти с новой силой. Теперь он точно знал, кто совершил то ужасное преступление — это был Себастьян Медина!
ГЛАВА 23
Эстевес был в шоке от результатов анализов — он уже не мог иметь детей! Они вмиг разрушали с таким трудом достигнутое благополучие. Только вчера Дельфина лежала в его объятиях, говорила о своей любви и мечтала о том, как они будут воспитывать своего будущего ребенка, станут действительно образцовой семьей — и вот всему этому конец, а "образцовая семья" развалилась еще не успев толком возникнуть. Но хуже всего была мысль о том, что она сознательно обманывала его своими долгожданными ласками, прекрасно зная, что этот ребенок не его, а Себастьяна Медины! Поистине, женское коварство не имеет границ, а он-то уже поверил, что, сумел, наконец, обрести любовь жены. Эстевес был в такой ярости и отчаянии, что, выходя из сената, небрежно отмахнулся от сестры милосердия, которая пыталась обратиться к нему с какой-то просьбой, сел в машину и приказал ехать домой. Перла лишь с досадой выругалась, глядя ему вслед. Стоило затевать этот маскарад с переодеванием, если он прошел мимо нее, даже не подняв глаз. Впрочем, судя по его озабоченности, Монкада перешел к решительным действиям.
— В чем дело, любимый, почему ты так рано? — ласково обратилась к нему Дельфина и тут же спохватилась. — Впрочем, это очень кстати. Я, как раз, собиралась за обстановкой для детской комнаты. Поедем вместе, и ты сам посмотришь, какая там чудесная мебель. В такой обстановке наш ребенок будет чувствовать себя как в раю.
— Но ты уверена? — хмуро поинтересовался Эстевес, стараясь сдержать себя.
— В чем, дорогой? — удивилась Дельфина.
— Да как ты смеешь говорить мне о моем ребенке, грязная потаскуха, если прекрасно знаешь, что этого ублюдка сделал тебе твой любовник?!
Он замахнулся на нее, но Дельфина отшатнулась в сторону и взвизгнула:
— Не прикасайся ко мне!
— А кто ты такая? — уже в полный голос гремел Эстевес. — Что ты о себе воображаешь, позволяя так издеваться надо мной? Мало того, что ты столько лет терзала мне душу обманом и ложью, но теперь еще вздумала подарить мне чужого ребенка?
— А не тебя ли я заставала с любовницей в своей собственной постели? — попыталась защититься Дельфина.
— Да, и я признаю этот грех, но одно дело, когда мужчина дает выход своей животной страсти в постели со шлюхой, и совсем другое, когда женщина, прикидывающаяся порядочной, позорит своего мужа, позволяя себе забеременеть от любовника. Какая же ты тварь и какое же я ничтожество, что столько времени сносил твое безразличие и даже презрение, все надеялся, что ты оценишь мою любовь… Но теперь все кончено — убирайся прочь вместе со своим ублюдком, пока я не вышвырнул тебя пинками!
"О, Боже, — подумала Дельфина, поднимаясь в свою комнату, — я столько раз издевалась над ним, стремясь довести до такого состояния, чтобы он сам меня выгнал. И вот теперь, когда я меньше всего этого хотела, когда я провинилась перед ним из-за какой-то нелепой случайности, сбылись мои давние мечты. Наверное, именно так и карает Господь тех, кто вынашивает в своем сердце дурные желания — он дает им воплотиться в действительность, когда человек уже сам от них отказался".
Спустя час, собрав самое необходимое, она вышла из своей комнаты, но тут же наткнулась на Самуэля, который уже успел слегка поостыть, поговорив с дочерью, даже в своей комнате услышавшей их бурный разговор.
— Ну и куда ты собралась с этим чемоданчиком? — недовольно спросил он.
— Куда-нибудь туда, где я бы не позорила твою семью, — смиренно отозвалась Дельфина.
— Давай договоримся так…
— Я не собираюсь с тобой ни о чем договариваться, Самуэль, — тут же перебила она. — Между нами все должно быть кончено, поскольку нам уже невозможно оставаться вместе.
— Нет, возможно! — вскричал он, и тут же понизил голос, вспомнив об Алехандре. — Нет, возможно, но не потому, что мне или тебе этого хочется, а потому, что так надо! Я не могу превращаться во всеобщее посмешище, а поэтому признаю себя отцом ребенка и воспитаю его так же, как воспитал Алехандру. Сумею ли я его полюбить — это одному Богу известно. Все, — сказал он, заметив, что Дельфина готовится что-то возразить, — выкладывай вещи из чемодана, пока Алехандра не застала этой сцены.
Через два дня Эстевес вызвал свой сенатский офис Монкаду. Он был решителен, сосредоточен и говорил сухими, короткими фразами, от которых Монкада похолодел.