Тайный агент. На взгляд Запада

«Скупость — это скорее достоинство, чем недостаток, — продолжила она, держа кота на руках. — Именно скупцы могут сберечь деньги для достойных целей, а не так называемые щедрые натуры. Но, пожалуйста, не подумайте, что я сибаритка^[185]

. Мой отец был мелким чиновником в министерстве финансов. Из этого вы можете заключить, что наш дом отнюдь не ломился от роскоши, хотя, конечно, от холода нам страдать не приходилось. Понимаете, я сбежала от родителей, как только начала думать самостоятельно. Не так-то это легко — думать самостоятельно. Нужно, чтобы кто-нибудь направил на этот путь, открыл на правду глаза. Я обязана своим спасением старушке, торговавшей яблоками в подворотне у нашего дома. У нее было доброе морщинистое лицо и самый ласковый голос, какой только можно вообразить. Однажды мы случайно разговорились с нею об одной оборванной маленькой девочке, которая каждый вечер выходила на улицу просить милостыню, — и вот так, от факта к факту, глаза мои постепенно начали раскрываться на те ужасные страдания, которые приходится терпеть в этом мире невинным людям, — и всё ради того, чтоб могли существовать правительства. Поняв всю преступность высших классов, я уже не могла жить со своими родителями. Из года в год ни одного доброго слова не было слышно в нашем доме — только разговоры о подлых интригах на службе, о продвижении и жалованьях, о том, как добиться расположения начальства. От одной мысли, что мне придется когда-нибудь выйти замуж за человека, похожего на моего отца, меня бросало в дрожь. Я не хочу, впрочем, сказать, будто кто-то собирался на мне жениться. Ничего подобного не предвиделось ни в коей мере. Но разве не было грехом уже то обстоятельство, что мы жили за счет государства, в то время как пол-России умирало от голода? Министерство финансов! Что за гротескный кошмар! Какой прок голодающему, невежественному народу от министерства финансов? Я расцеловала моих стариков в обе щеки и отправилась жить с пролетариатом в подвалах. Я старалась быть полезной тем, кто лишен малейшей надежды. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду. Я имею в виду людей, которым некуда пойти и нечего ждать в этой жизни. Понимаете ли вы, как это страшно, когда нечего ждать? Иногда мне кажется, что только в России есть такие люди и только там можно достичь таких глубин несчастья. Так вот, я погрузилась во все это и… знаете ли, не так уж много можно там сделать. Не так уж много, правда — по крайней мере, пока на пути стоят министерства финансов и прочие подобные гротескные кошмары. Думаю, что я сошла бы там с ума уже из-за одних только вшей, если б не один человек. Его чисто случайно нашла для меня моя старая подруга и учительница, бедная святая торговка яблоками. Однажды поздно вечером она зашла за мной — тихонько, как было ей свойственно. Мы отправились в указанном ею направлении. В ту пору моей жизни я слушалась ее беспрекословно: если б не она, моя душа бесславно погибла бы. Тот человек был молодой рабочий, литограф по профессии, и у него возникли неприятности по делу о брошюрах против пьянства, — вы должны его помнить. Многих тогда отправили за решетку. И опять это министерство финансов! Что стало бы с ним, если бы несчастный народ перестал напиваться до скотского состояния? Честное слово, можно подумать, что финансы и прочие подобные вещи выдумал дьявол; только верить в сверхъестественный источник зла совсем необязательно; и сами люди вполне способны на любую гадость. Фи-нан-сы!»

Это слово она прошипела с ненавистью и презрением, однако тем временем продолжала ласково гладить кота, устроившегося у нее на руках. Она даже слегка приподняла его и, нагнув голову, терлась щекой о шерсть животного; кот принимал ласку с полнейшей невозмутимостью, столь характерной для его племени. Потом, взглянув на мисс Халдину, она еще раз попросила извинения за то, что не может пока провести ее к мадам де С. Нельзя мешать интервью. Скоро журналист спустится вниз по лестнице. Самое лучшее — подождать здесь, в вестибюле. Кроме того, все эти комнаты внизу (она обвела взглядом многочисленные двери), все эти комнаты не меблированы.

«В них не найдется даже стула, чтобы предложить вам, — продолжила она. — Но, если вы предпочитаете моей болтовне свои собственные мысли, я могу молча посидеть на нижней ступеньке».

Мисс Халдина поспешила заверить, что, напротив, ей очень интересна история молодого наборщика. Он был революционером, конечно?

«Мученик, простая душа, — со слабым вздохом ответила dame de compagnie, задумчиво глядя в открытую парадную дверь. Ее затуманившиеся карие глаза взглянули на мисс Халдину. — Я жила с ним четыре месяца. Это было похоже на кошмар».