Тайный агент. На взгляд Запада

Она держала руки перед собой, сцепив пальцы, а глаза ее, устремленные на лицо мисс Халдиной, не выражали никакого оживления. Мисс Халдина, решив, что дама, именовавшая себя dame de compagnie, гордится своей ролью секретаря Петра Ивановича, дружелюбно кивнула.

«Вы не можете себе представить худшего испытания, — заявила дама. — Мадам де С. дает сейчас интервью англо-американскому журналисту, а то бы я проводила вас наверх, — продолжила она, изменив тон и поглядев на лестницу. — Я здесь что-то вроде церемониймейстера».

Выяснилось, что мадам де С. не выносит швейцарской прислуги; и, действительно, прислуга долго не задерживалась в шато Борель. Отсюда постоянные проблемы. Мисс Халдина уже заметила, что вестибюль напоминает оштукатуренный и отделанный мрамором пыльный амбар с паутиной по углам и пятнами высохшей грязи на черно-белом мозаичном полу.

«Я присматриваю и за этим животным, — продолжила dame de compagnie, все так же спокойно держа сложенные руки перед собой, и устало поглядела на кота. — Я совсем не против. У животных есть свои права; хотя, строго говоря, я не понимаю, почему они не должны страдать так же, как люди. А вы понимаете? Но, разумеется, они не страдают, как люди. Они не могут так страдать. Но страдания животных вызывают большую жалость, потому что животные не могут устроить революцию. Я была когда-то республиканкой. Вы, надо думать, республиканка?»

Мисс Халдина призналась мне, что не знала, как отвечать. Но слегка кивнула и спросила в свой черед:

«А вы больше не республиканка?»

«После двух лет писания под диктовку Петра Ивановича мне трудно быть кем бы то ни было. Во-первых, нужно сидеть совершенно неподвижно. Малейшее движение может спугнуть мысли Петра Ивановича. Едва осмеливаешься дышать. А кашлянуть — Боже упаси! Петр Иванович переставил стол к стене, потому что поначалу я не могла удержаться и смотрела в окно, ожидая продолжения диктовки. А это не дозволялось. Он сказал, что я пялюсь очень глупо. Также мне не дозволялось оглядываться на него через плечо. Петр Иванович сразу же топал ногой и ревел: “Смотрите на бумагу!” Мое лицо, выражение моего лица, кажется, выводит его из себя. Конечно, я знаю, что некрасива и что выражение моего лица едва ли может ободрить. Он сказал, что мой бессмысленно-выжидающий вид его раздражает. Именно такими словами».

Мисс Халдина была шокирована, но, как она призналась мне, не особо удивлена.

«Возможно ли, чтобы Петр Иванович так грубо обращался с женщиной?» — воскликнула она.

Dame de compagnie несколько раз осторожно кивнула в ответ, потом заверила мисс Халдину, что она нисколько не против. Самое тяжелое заключалось в том, что ей довелось оказаться посвященной во все тайны творчества; видеть, как великий автор революционных евангелий нащупывает слова так, как будто представления не имеет о том, что собирается сказать.

«Я вполне готова быть слепым орудием для достижения высших целей. Пожертвовать жизнью ради дела ничего не стоит. Но лишиться иллюзий — вот это в действительности почти невозможно выдержать. И я, поверьте, не преувеличиваю, — настаивала она. — Моя вера как будто оледенела во мне, — и не в последнюю очередь потому, что, когда мы работали зимой, Петр Иванович, согреваясь ходьбой по комнате, не испытывал потребности в отоплении. Даже когда мы переезжали на юг Франции, там стояли жутко холодные дни — особенно для того, кому шесть часов подряд приходится сидеть неподвижно. Стены этих вилл на Ривьере такие тонкие. Петру Ивановичу не было до этого ни малейшего дела. Хотя, правду сказать, я изо всех сил старалась не дрожать, боясь сбить его с мысли. Я сжимала зубы так, что потом не могла их разжать. Когда Петр Иванович прерывал диктовку — эти перерывы могли быть очень долгими, нередко минут двадцать, не меньше, — он, бормоча что-то, ходил взад-вперед у меня за спиною, а я чувствовала, как все во мне мало-помалу отмирает, уверяю вас. Может быть, если бы я позволила своим зубам стучать, Петр Иванович заметил бы мое бедственное положение, но не думаю, что это возымело бы практические последствия. Он очень скуп в таких вопросах».

Dame de compagnie взглянула на уходящую вверх лестницу. Большой кот допил молоко и принялся вкрадчиво тереться усатой щекой о ее юбку. Нагнувшись, она подхватила его с пола.