Тайный агент. На взгляд Запада

«Да, он умер, но не в буквальном смысле у меня на руках, как вы полагаете. На самом деле я спала, а он в это время угас. Поэтому до сих пор я никогда не видела, как умирают. За несколько дней до его смерти несколько юношей узнали о нашем бедственном положении. Революционеры, как вы можете догадаться. Ему следовало бы довериться своим единомышленникам, когда он вышел из тюрьмы. Его любили и уважали, и никто бы и не подумал упрекать его за то, что он проявил слабость на допросах. Все знают, какие мастера есть в полиции, и самый сильный человек может не выдержать боли. Ох! Да одного голода достаточно, чтобы в голову черт знает что полезло. Пришел врач, физические страдания удалось смягчить, но что касается душевных… бедолагу нельзя было утешить. Уверяю вас, мисс Халдина, он был очень хороший человек, но у меня не оставалось сил плакать. Я и сама была чуть жива. Но нашлись добрые сердца, позаботились обо мне. Нашли одежду, чтобы прикрыть мою наготу, — говорю вам, я выглядела непристойно, — и некоторое время спустя революционеры пристроили меня гувернанткой в еврейскую семью, ехавшую за границу. Конечно, я могла учить детей, я закончила шесть классов женского лицея, но настоящая цель была в том, чтобы перевезти через границу кое-какие важные бумаги. Мне доверили пакет, который я хранила у сердца. Жандармы на станции не заподозрили гувернантку еврейского семейства, хлопочущую вокруг троих детей. Не думаю, что эти иудеи знали, что я везу; меня рекомендовали им люди, не принадлежавшие к революционному движению, и, естественно, я получила указание согласиться на очень маленькое жалованье. Когда мы приехали в Германию, я рассталась с этим семейством и передала бумаги одному революционеру в Штутгарте; потом мне приходилось выполнять разные задания. Но вам незачем обо всем этом слушать. Едва ли я принесла много пользы, но надеюсь дожить до того времени, когда будут уничтожены все министерства — и финансов, и прочие. При вести о том, что сделал ваш брат, я ощутила себя счастливой, как никогда в жизни».

Она снова обратила свои круглые глаза к полосе солнечного света за дверью; кот, блаженствующий, как барин, и задумчивый, как сфинкс, покоился у нее на руках.

«Да! Я была счастлива, — заговорила она снова. — В самом звучании фамилии “Халдин” есть для меня что-то героическое. Они, конечно, задрожали от страха в своих министерствах — все эти люди с сердцами злодеев. Вот, я разговариваю с вами, но стоит мне подумать обо всей жестокости, об угнетении, о несправедливости, что творится в эту самую минуту, как у меня голова идет кругом. Я близко столкнулась с тем, во что невозможно поверить, — но как не доверять собственным глазам? Я видела то, что заставляло меня ненавидеть себя за собственное бессилие. Я ненавидела свои слабые руки, свой неслышный голос, даже свой рассудок за то, что он оставался при мне. Да! Я кое-что повидала. А вы?»

Мисс Халдина была тронута. Она слегка покачала головой.

«Нет, сама я еще ничего не видела, — проговорила она. — Мы все время жили в деревне. Так хотел брат».

«Как интересно, что мы встретились тут — вы и я, — продолжала ее собеседница. — Вы верите в случай, мисс Халдина? Могла ли я ожидать, что своими глазами увижу вас, его сестру? Вы знаете, когда до нас дошла эта новость, здешние революционеры удивились не меньше, чем обрадовались. Никто, похоже, ничего не знал о вашем брате. Сам Петр Иванович не предвидел, что будет нанесен такой удар. Я думаю, вашего брата просто посетило вдохновение. Я и сама считаю, что для таких подвигов нужно вдохновение. Огромная удача, когда находит вдохновение и выпадает подходящий случай. Он был похож на вас? Разве вы не счастливы, мисс Халдина?»

«Не ждите от меня слишком многого, — сказала мисс Халдина, борясь с неожиданно подступившими к горлу рыданиями. Справившись с собой, она спокойно добавила: — Я совсем не героиня».

«Может быть, вы думаете, что сами были бы не способны на такое?»

«Не знаю. Я не должна даже спрашивать себя — сначала надо побольше узнать, побольше увидеть…»

Собеседница одобрительно кивнула. Довольное мурлыканье кота громко раздавалось в пустом вестибюле. Голоса наверху затихли. Мисс Халдина прервала молчание.

«А что, собственно, говорят о моем брате? Вы сказали, что все удивились. Да, наверное, удивились. Разве это не странно, что брат не сумел спастись, хотя прежде ему удалось самое сложное — скрыться с места происшествия? Конспираторы должны отлично понимать такие вещи. Есть причины, по которым мне чрезвычайно хотелось бы узнать, почему он не смог спастись».

Dame de compagnie подошла к открытой парадной двери. Она быстро оглянулась через плечо на мисс Халдину, остававшуюся в вестибюле.

«Не смог спастись… — рассеянно повторила она. — Разве он не пожертвовал жизнью? Разве не почувствовал вдохновения? Разве в этом не проявилось самоотречение? Неужто вы сомневаетесь?»

«В чем я не сомневаюсь, — сказала мисс Халдина, — так в том, что его поступок не был порывом отчаяния. Вам известны какие-нибудь предположения о том, почему он так легко дал себя задержать?»