Тайный агент. На взгляд Запада

«Время показалось вам очень долгим, да? Боюсь, наш достойный друг (Петр Иванович неожиданно дернул головой в направлении правого плеча и рывком же вернул ее в прежнее положение), наш достойный друг не владеет искусством сокращать минуты ожидания. Нет, определенно не владеет, — а одних благих намерений тут, увы, недостаточно».

Dame de compagnie опустила руки, и кот внезапно для себя оказался на земле. Некоторое время он стоял неподвижно, вытянув заднюю ногу. Мисс Халдиной стало очень обидно за компаньонку.

«Уверяю вас, Петр Иванович, что минуты, которые я провела в вестибюле этого дома, были в немалой степени интересны и весьма поучительны. Эти минуты мне запомнятся. Не жалею о том, что пришлось ждать, но вижу, что цель моего визита может быть достигнута и без того, чтобы отнимать время мадам де С.».

В этом месте я прервал мисс Халдину. Все вышеизложенное основано на ее рассказе, который я не подверг такой серьезной литературной обработке, как можно предположить. С удивительным чувством и живостью передала она едва ли не самый язык последовательницы старой торговки яблоками, непримиримой противницы министерств, добровольной служанки бедных. Подлинное, деликатное человеколюбие мисс Халдиной было до крайности потрясено печальной участью ее новой знакомой — компаньонки, секретарши или кем она там была. Что до меня, то мне приятно было узнать, что обнаружился еще один аргумент против сближения с мадам де С. Я положительно испытывал отвращение к накрашенной и разряженной Эгерии^[187] Петра Ивановича с ее мертвым лицом и стеклянными глазами. Не знаю о ее отношении к миру невидимому, но знаю, что в делах этого мира она была алчной, жадной и неразборчивой в средствах. Мне было известно о поражении, которое она потерпела в грязной и ожесточенной тяжбе из-за денег с семьей ее покойного мужа-дипломата. Некоторые весьма влиятельные особы — которых она в своем неистовстве пыталась втянуть в скандал — навлекли на себя ее вражду. Я вполне могу допустить, что ей грозила реальная опасность быть упрятанной — во имя высших государственных соображений — в какой-нибудь укромный maison de santé или, попросту говоря, сумасшедший дом. Но, судя по всему, некие высокопоставленные особы вступились за нее по причинам…

Но не буду вдаваться в детали.

Читатель может удивиться, что человек, занимающий положение учителя языков, знает обо всем рассказанном с такою определенностью. Романист вправе писать все что угодно о своих персонажах, и если он это делает достаточно искренне, никто не будет оспаривать придуманное им, ведь его вера и убеждения должным образом явлены миру в многозначительных фразах, поэтических образах, тональности чувства. Искусство — великая сила! Но я не имею отношения к искусству и, поскольку не выдумал мадам де С., чувствую себя обязанным объяснить, каким образом узнал о ней столь много.

Мне поведала обо всем русская жена моего друга, уже упомянутого выше профессора Лозаннского университета. Именно от нее я узнал тот факт биографии мадам де С., который, — возможно, рискуя показаться скучным, — намерен теперь сообщить читателям. Та русская дама рассказала мне, отметив, что доверяет своим источникам, о причине бегства мадам де С. из России, произошедшего несколько лет назад. Она — ни больше ни меньше — попала под подозрение полиции в связи с убийством императора Александра^[188]. Причиной были то ли какие-то ее неосторожные публичные высказывания, то ли какой-то разговор, подслушанный в ее salon. Подслушанный, надо полагать, гостем, может быть, даже другом, тут же, по всей видимости, сделавшимся осведомителем. Так или иначе, услышанное как будто подразумевало, что она знала о приближающемся событии, и, думаю, она поступила разумно, не став дожидаться расследования. Иные из моих читателей, может быть, помнят о книжице, которую она опубликовала в Париже, — мистически злобном, напыщенном и ужасающе бессвязном опусе, где она чуть ли не прямо признается в том, что заранее знала о покушении, прозрачно намекает на сверхъестественную природу этого знания и с ядовитой вкрадчивостью дает понять, что истинными виновниками содеянного являются не террористы, а придворные интриганы. Когда я заметил жене профессора, что жизнь мадам де С., с ее неофициальной дипломатией, интригами, тяжбами, попаданиями как в милость, так и в опалу, изгнаниями, с ее атмосферой скандала, оккультизма и шарлатанства, более подходит для восемнадцатого столетия, чем для нашего времени, моя знакомая с улыбкой согласилась со мной, но минутою позже задумчиво добавила: «Шарлатанство? Да, в известной степени. И все же времена изменились. Ныне действуют силы, которые в восемнадцатом веке не существовали. Я не удивлюсь, если она окажется более опасной, чем хотелось бы думать англичанину вроде вас. Более того, некоторые люди chez nous[189] считают ее по-настоящему опасной».