Тайный агент. На взгляд Запада

Этот выходец из Генуи (его прозвище совмещает um.

nostromo^[288]

— боцман, и, не исключено, искаж. um.

nostr’ uomo — наш человек) наделен необходимыми для подвига качествами. Ностромо отважен, ловок, силен, пользуется непререкаемым авторитетом в порту, красив, имеет успех у женщин, считается «своим, нашим» как среди простого народа (Ностромо долгое время живет в семье бывшего гарибальдийца Виолы, жена которого, Тереза, рассчитывает, что со временем Джан Батиста станет мужем ее старшей дочери Линды), так и окружением Гулда — миссис Гулд, начальником порта капитаном Митчеллом, журналистом Мартином Декудом (28-летним уроженцем Костагуаны, вернувшимся в Сулако из Парижа и влюбившимся в красавицу Антонию Авельянос), рудничным врачом Монигэмом. Но миссия, возложенная на Ностромо — она показана на фоне различных событий, которые демонстрируют алогичность происходящего, поставленного в зависимость от случая (превращение бывшего министра в мятежника, а бывшего разбойника — в спасителя отечества; сочетание в каждом из основных персонажей проницательности и ограниченности), а также кровавую жестокость междоусобицы, иллюзорность либеральных надежд, проклятие «беспорочного серебра» (наваждения обеих противоборствующих сторон), — оказьтается проваленной.

На баркас с Ностромо и Декудом, в кромешной темноте пересекающий Гольфо Пласидо, натыкается судно мятежников. По иронии, никто не замечает беглецов, вынужденных из-за пробоины пристать к выжженному солнцем островку и спрятать там сокровища. Пообещав Декуду вскоре вернуться, Ностромо, прекрасный пловец, достигает берега, но обстоятельства препятствуют возвращению. В результате он становится, выполняя новое поручение Гулда, и героем (мятеж, перерождаясь из жестокой диктатуры в призрачный фарс, терпит поражение), и преступником — вором, присвоившим себе серебро, косвенным виновником самоубийства изнывающего от жажды Де куда, лжесвидетелем, уничтожившим баркас. Таким образом, Ностромо по воле «судьбы» получает в личную собственность серебряные слитки, которые считаются утраченными в водах залива из-за ночного столкновения судна и баркаса. Скрытая после войны эту постыдную тайну, безупречный, верный

Ностромо, став капитаном шхуны (подаренной ему за геройство миссис Гулд), имитирует бурную деятельность, чтобы оправдать рост своего благосостояния. Влечение к богатству и опустошает его, формируя комплекс вины, и ведет к роковой гибели. Смерть, по всепроникающей иронии романа, является к Джан Батисте (кто бог этого Иоанна Крестителя?) вместе с любовью. На островке в бухте Сулако, хранящем тайну слитков, построен маяк, смотрителем которого назначен Виола. Чтобы иметь легкий доступ к кладу, а также разделить хотя бы с женщиной непосильное для него бремя вины, Ностромо решает жениться на Гизеле, младшей из дочерей старика, тогда как сам Виола считает давно решенным, что Джан Батиста «принадлежит» старшей дочери Линде. Ностромо не в силах перечить «приемному отцу», но тайно, вызьтая ревность у Линды, встречается с Гизелой, которая готова полюбить его даже как вора. В одну из таких ночных встреч Виола «по ошибке» стреляет в Ностромо, полагая, что на остров пробрался некто Рамирес, якобы жаждущий совратить Гизелу. Смертельно раненный Ностромо умирает в больнице, но перед этим раскрывает секрет своего «проклятия» миссис Гулд. Та, совершая своего рода отречение от фетиша, приносящего всем несчастье, решает хранить молчание: «Он мне не сказал ничего». Таким образом, несколько неожиданно в финале романа женщины показаны сильнее мужчин. Если не считать преданного доктора, миссис Гулд остается в одиночестве, но с достоинством несет его бремя, Антония хранит верность погибшему Декуду, Линда стоически отправляется на маяк («Да, да… выполнять свой долг»)…

Композицию, проблематику «Ностромо» лучше всего оценить в соотношении с «Лордом Джимом». В «Ностромо» отсутствует фигура, подобная Марло, — фигура повествователя, привносящего в свой кругами ходящий монолог лирическое напряжение, а также реконструирующего в связи с событиями собственной молодости портрет запомнившейся ему неординарной личности. За счет этого повествование, опирающееся на всеведение безличного рассказчика, становится жестче, ироничнее, более язвительным в социальных акцентах, но также, по меркам 1900-х годов, в чем-то старомодным. Несколько линий рассказа, направляемых и чередуемых повествователем, прежде всего связаны с динамично развертывающимся авантюрным сюжетом (судьба исчезнувшего серебра) и уже лишь на этом фоне — с психологическими характеристиками, драматическими портретами. Соответственно, Конрад вольно или невольно понижает героический статус Ностромо. Ностромо — версия конрадовского Пера Гюнта, антитеза Бранда-Джима.