Нещадно ругая нерадивого Гюнтера, сторож снял с пояса связку ключей и, открыв входную дверь, скрылся внутри. Через некоторое время с треском распахнулось чердачное окно. Старик, видимо не нашедший напарника, решил в одиночку поднять наверх оба конца подъемного горденя и закрепить их на крыше, но так и не справился с этой непростой, как выяснилось, задачей. То ходовой конец разматывался до земли, не желая висеть на короткой скобе, то коренной конец, снабженный тяжелым крюком, срывался с гвоздя, зачем-то вбитого в лобовую доску, и падал вниз, вновь утягивая за собой веревку.
– Scheiß auf alles![95]
– озлобленно плюнул старик с чердака на землю.Спустя короткое время он появился на красном крыльце и, сердито звеня ключами, закрыл входную дверь на амбарный замок, после чего, прихрамывая, скрылся в своей сторожке.
Выждав время, Афанасий вышел из укрытия, удовлетворенно потирая руки. Его хитрость удалась. Стало очевидно, что в доме есть люди. По меньшей мере один, по имени Гюнтер, но по какой-то причине, когда в нем возникла необходимость, на месте его не оказалось! Кроме того, рассерженный сторож, уходя, не поднял концы каната на безопасную высоту и не закрыл окно на чердак, что делало проникновение в дом сродни обычной детской шалости.
Подойдя к болтавшейся у земли веревке горденя, монах зацепил крюк коренного конца за железную скобу, торчавшую из стены, а ходовой конец для надежности широкими круговыми движениями раскрутил, накинув три петли на подъемную балку. Проверив надежность сцепления, он удовлетворенно хмыкнул и, несмотря на почтенный возраст и изрядный вес, без видимых усилий вскарабкался наверх.
Насколько было светло на улице, настолько же на подволоке[96]
царила непроглядная тьма. Но Афанасий имел при себе заначку на любой случай жизни. Вынув из поясной сумки ударный замок французского мушкета, комок просмоленной пеньки и огарок ослопной свечи, он легко добыл огонь и осмотрелся. На чердаке стоял едкий, щекочущий нос, запах птичьего помета. Мелкая пыль плотным облаком висела в воздухе, мешая дышать. Вокруг на быках и слегах висели обрывки старой драни, лохмотья конопляной пакли и клочья паутины. Под ногами хрустел мусор из кусков глины, битого кирпича и обломков давно сгнивших досок.На первый взгляд подволок не отличался от других, если бы не странная маленькая будка из свежеструганных досок, выстроенная на полу под самым коньком крыши. Размерами она была два на два аршина и примерно такой же высоты. Из будки выступали две трубы черной жести примерно в три пяди каждая. Та, что выходила под потолок, напоминала печную, вторая, торчащая из глухой стены, заканчивалась непонятной реечной конструкцией на маленьких колесиках, способной ездить по полу вдоль жерловины трубы. Сразу за ней, на четырех крепких сварных цепях, прибитых к князевой слеге, висел огромный масляный фонарь, больше похожий на крещенскую купель. Все вместе это создавало ощущение некоего законченного устройства, подчиненного какой-то неведомой простому человеку логике, и от того становилось не по себе. Как и зачем построенное должно было работать?
Обойдя будку с другой стороны, Афанасий увидел маленькую дверцу и заглянул внутрь. Там все было не менее загадочно, чем снаружи. К стене, противоположной той, в которую была вделана труба, находилось большое зеркало. Его верхняя часть с помощью простого кабестана могла наклоняться к полу под любым нужным углом. В самом полу имелось круглое отверстие с закрепленным в нем стеклом необычной выпуклой формы. Стекло, вероятно, способно было вращаться по своей оси. На это указывал мудреный механизм с металлическим стержнем, имевшим на конце барабан с зубчатым колесом и цепью, оба конца которой уходили в пол. Этот загадочный механизм на чердаке только увеличил количество возникших вопросов. Стало понятно, что за возможными ответами надо было спускаться вниз, что Афанасий и поспешил сделать.
По скрипучим ступеням узкой и крутой лестницы, стараясь меньше шуметь, монах спустился с подволока в малые сени. Осторожно приоткрыв дверь, прямо из сеней он заглянул в просторную горницу, служившую некогда приемной и судейской палатой для решения споров с приезжими купцами. Не заметив ничего подозрительного, Афанасий зашел внутрь и, высоко подняв над головой свечу, стал всматриваться в окружающее пространство. Света одной свечи было недостаточно, чтобы осветить всю комнату целиком, но увиденного оказалось достаточно, чтобы понять – строили здесь основательно, и опять непонятно, что именно!
Строительные леса, стоящие вдоль стен, были обиты плотным черным сукном. Там, где это не было сделано, сукно лежало нераспакованными тюками, связанными прочными конопляными веревками. Посередине комнаты стоял большой круглый стол, обитый кусками зеркального металла[97]
, отражавшими свет не хуже венецианских зеркал.