Танго на цыпочках

И я оказалась не по зубам. Зачем я его ломала? Не знаю, приятно было причинять боль другому человеку. Сам виноват, был бы чуть сильнее, а то… Сделал мне укол! Собственноручно! Как миленький! Забавно.

Тимур

Доминика отсутствовала долго — он даже волноваться начал, и почти уже решился лично выяснить у нотариуса, куда тот дел девушку, когда она появилась. Сбежала со ступенек и замерла перед стоянкой. В руках у Никы Салаватов заметил тонкую пластиковую папку, из тех, в которых документы носят. Неужели и вправду наследство получила? Тогда откуда такой несчастный вид?

Тимур, пытаясь обратить на себя внимание, посигналил, Доминика не услышала. Да она настолько увлечена собственными мыслями, что не услышала бы и взрыв. Пришлось подъехать, а то ведь вымокнет, простудится, потом лечи ее.

— Поехали домой, — попросила Ника. — Пожалуйста.

Уточнять, какую из двух квартир она назвала домом, Тимур не стал, просто повез ее к себе, там привычнее и спокойнее.

Дома Ника первым делом переоделась и засунула платье в самый дальний угол шкафа. Подобное поведение Салаватова забавляло: платье-то ни в чем не виновато, и смотрится на ней неплохо, но, можно поспорить, Ника наденет его лишь в случае крайней необходимости. В своих мятых джинсовых шортах и маечке с забавной надписью «Angel» Ника выглядела школьницей. Образ дополняли два смешных хвостика, перевязанных разноцветными резинками: та, которая слева, толстая и зеленая, а та, что справа, лиловая и тонкая.

— Что сказали? — Поинтересовался Тимур, стараясь смотреть в сторону. Детские хвостики вызывали в организме реакцию отнюдь недетскую. Так и педофилом стать недолго.

— Вот. — Ника, открыв папку, достала белый конверт. — Сам почитай.

Конверт Салаватов брал с опаской: хватит того, что Ларин дневник с утра прочел, до сих пор больно, обидно и чувство вины не отпускает, хотя Тимур совершенно точно знал: он не виноват. Лара сама выбрала путь, она полагала, будто знает, что творит, а на деле вышло…

На деле вышло, что Лара ненавидела всех вокруг, кроме себя самое, этакий особо тяжелый случай нарциссизма. Одного Салаватов не мог понять: как он раньше не заметил?

— Дураком был, — ответила Сущность, — дураком и остался. Читай давай, пока не забрали.

Письмо прояснило многое. Нике оставалось лишь посочувствовать: столь сильное потрясение нелегко пережить.

— Знаешь, — сказала она, пряча конверт обратно в папку, — я думаю, что она все-таки меня любила.

— Конечно.

— И я понимаю, почему не такая, как Лара.

— Это хорошо, что не такая.

— Думаешь?

— Знаю.

— А все-таки странно это. — Доминика сидела напротив окна, солнце светило в спину, и из-за этого казалось, будто над головой у девушки сияет нимб, как у ангела на иконе. Нимб помещался аккурат между хвостиками, точно крепился на цветных резинках. Салаватову стало смешно: вот уж картина, ангел и демон за одним столом. Кажется, раньше реклама такая шла, про черта и про ангела.

Ника вздохнула.

— Сам подумай, она меня никогда не видела, я про нее никогда не слышала. Валентина… В доме не было женщины с таким именем, и фотографий тоже не было. Ничего не было.

— Специально убрали. — Предположил Тимур. — Если ее поступок вызвал сильное возмущение, то родные вполне могли «подчистить» семейный архив.

— А как с роддомом? Разве бывает так, что рожает одна женщина, а в качестве матери указывают другую? И эта другая умирает?

— Бывает и не такое. Представь себе какую-нибудь затрапезную деревенскую больницу и высокого московского начальника, который просит доктора оказать незначительную услугу. Откажись — будут проблемы, а за согласие и сотрудничество, глядишь, и наградить сподобятся. Сложнее было найти женщину, на которую можно записать ребенка. Тут либо повезло, либо нахимичили.

— Убили? — В зеленых глазах появился такой откровенный ужас, что Тимур поспешил успокоить.

— Я документы имею в виду. Нахимичили в том плане, что информацию ложную дали. Выдумали тебе мать, понимаешь?

— Понимаю.

— Нет, конечно, если заняться вплотную этим вопросом, то, глядишь, чего и узнаем…

— Не надо. Я и так слишком много знаю. Но почему она не приезжала? Отец ведь давно уже умер, бабушку я вообще не помню, а Лара не стала бы препятствовать. Почему, Тим?

— Боялась.

— Чего?

— Тебя. Себя. Не знаю, Ника, на этот вопрос только она могла ответить. Когда на остров выезжаешь?

— Завтра. — Она дернула себя за хвостик и тут же поморщилась от боли. Смешная девчонка. — Я приеду завтра вечером, а Марек послезавтра утром. Он сказал, что я своими глазами должна все увидеть и осмотреть, он не хочет мешать. Представляешь, она завещала мне столько всего, что страшно. Квартира, машина, коллекции всякие…

— Не езди туда.

— Почему?