Но тихая, задумчивая мелодия уже разлилась по горнице, хватала за сердце:
Песня убаюкивала Григория Григорьевича, он засыпал с улыбкой счастья на лице, а в это время на площади труба заиграла сбор.
Поцеловала Таня сонного отца и долго не могла отойти от него, будто чувствовала, что им больше не суждено увидеться…
XXIII
Эскадрон Ивана Опанасенко задержался в Отрадной, прикрывая отступление полка. С эскадроном осталась и Соломаха. Она организовала эвакуацию госпиталя и отрадненской типографии, в которой успела отпечатать несколько сот прокламаций и воззваний к населению Кубани с горячим призывом вступать в ряды красных отрядов.
Перед вечером она с Иванкой расставляла заставы на околице. Заходило солнце, из степи доносился приглушенный рев. Таня, поднимаясь на стременах, всматривалась в даль. Ее высокий воронок с белым пятном на лбу, слюнявя, грыз мундштук и, нетерпеливо переступая ногами, настораживал уши к горизонту. Там росла розовая, пронизанная последними лучами солнца туча.
— Стадо? — встревожилась Таня.
Иванко посмотрел в бинокль.
— Что-то слишком большое.
Однако уже ясно слышался дикий рев, ржание, отчаянное блеяние. Все это — табун жеребят, стадо коров, отары овец — галопом неслось к станице, как будто гонимое какой-то таинственной страшной силой. Пыль вздымалась до неба.
— По коням! В обход! — скомандовал Иван и, предчувствуя опасность, разделил отряд на две части. Одну группу повела в обход Таня.
Но дикая лавина ворвалась в станицу, ломая плетни, растаптывая детей, сметая взрослых. А сквозь тучи пыли блеснули белые погоны, сабли, вспышки маузеров. Шкуровцы под прикрытием большого стада ворвались в станицу.
— Пулеметы — к реке! — крикнула Таня, выхватывая саблю.
Во главе небольшой группы молодых бойцов она кинулась на шкуровцев, полоснула по голове какого-то офицера, ослепленного пылью.
Пять шкуровцев поскакали догонять пулеметную тачанку, но им наперерез бросилась Таня. Она проскочила прямо перед конскими мордами, отбила чей-то слабый сабельный удар. Дерзость дивчины разозлила белоказаков. Они понеслись за нею. На это Таня и рассчитывала.
Она заманивала их подальше от речки, от пулеметной тачанки.
Вдруг над ее головой взметнулись клинки. Выхватывая из-за спины карабин, Таня рванула повод, лошадь вскочила в переулок, а девушка, повернувшись в седле, выстрелила в переднего шкуровца. Пуля, вероятно, попала в голову коня, потому что он споткнулся, на него налетели задние, и всё сбилось в кучу.
Тем временем Таня вырвалась на другую улицу и с разгона врезалась в белогвардейский эскадрон, выбив из седла одного всадника. От неожиданности белогвардейцы растерялись, а когда опомнились, Таня была далеко. Выстрелили раза три и пустились вдогонку.
Влетев в тихий переулок на окраине, Таня соскочила с коня и побежала в помещичий сад. Бросилась в сырую яму, заросшую лопухом и дерезой. Положила возле себя гранату, перезарядила карабин.
К счастью, воронок направился в чей-то разгороженный двор, где стояла копна сена, и как раз в это время налетел эскадрон. Заметив оседланного коня, норовившего ухватить сено, белоказаки окружили двор, стали шарить в хате, на чердаке, в погребе. Вытащили какого-то оторопевшего деда, который крестился и клялся. Таня все это видела из своей засады.
Наспех обыскали хату, порыскали на подворье и, захватив с собой коня, поехали к центру.
«Прощай, воронок, друг мой боевой…» — пожалела Таня.
Стрельба утихла. Только за Урупом застрочили пулеметы и умолкли. «Переправились», — радостно подумала Таня.
Наступила ночь. Лай собак, пьяные выкрики в центре станицы. Выйдя из сада, Таня глухими переулками направилась к речке, держа наготове саблю, чтобы при случае не поднимать шума стрельбой.
Была уже недалеко от левад, как вдруг из темноты раздалось неуверенное, испуганное:
— Стой! Кто идет? — и поспешно щелкнул затвор.
Таня остановилась.
Забелело, затопотало навстречу. Выжидала. «Ага, белая фуражка, белые туфли, хотя уже осень. Пикет из семинаристов», — сразу догадалась она.
— Кто это? — разглядывал Таню юноша, держа винтовку наготове. И внезапно выпустил ее, пронзенный острой саблей, судорожно присел, хватаясь за живот. Подбежал второй семинарист, но Таня уже была на левадах. Раздался выстрел, крик. Потом все затихло, улеглось.
Таня подошла к небольшой роще и остановилась: тут перед рекой должен быть пикет.
Прислушиваясь, уловила пофыркивание лошадей. Подползла поближе. Мигнул огонек цигарки. Еще проползла несколько метров и увидела силуэт часового, который топтался под тополем. Невдалеке веером стояли кони, привязанные к дереву. Рядом, тихонько разговаривая, лежали белогвардейцы, курили в рукава.
Таня с колена выстрелила в часового и сразу же бросила гранату в гущу казаков. Среди мертвой тишины взрыв гранаты был особенно оглушительным.