Тарзан. Том 5

— Хорошо бы,— согласилась девушка.— Я бы спросила у них, что они собираются с нами делать.

— Да, это очень интересно,— ответил пилот.— Я сам об этом думаю уже долгое время.

— Мне не нравится, что их клыки подпилены,— вздохнула девушка.— Это заставляет вспомнить о некоторых племенах, занимающихся людоедством. Мне такие встречались в Африке.

— Вы, конечно, не верите, что эти кретины — каннибалы, не так ли? Разве можно допустить, что белые люди бывают людоедами? Вы ведь так не думаете?..

— Разве эти люди белые? — удивилась девушка.

— Но они не негры, это же несомненно,— сказал англичанин.— Кожа у них, правда, желтая, но она не напоминает китайскую, да и черты лица у этих туземцев вовсе не азиатские.

На этой фразе оба замолчали, так как впервые увидели местную женщину — жительницу этого города. Во многом она напоминала мужчин, хотя ростом была пониже и фигура ее была симметрична. Лицо женщины показалось более отталкивающим, чем у мужчин. Возможно, это объяснялось тем, что уродство женщины сильнее резало глаз. На женской физиономии все недостатки, присущие внешности мужчин, выделялись ярче. Уродливая близость глаз к тонкому хрящеватому носу, отвислая мокрая губа, острые клыки производили удручающее впечатление — жесткие, низко растущие на лбу волосы были длиннее, чем у мужчин, но намного гуще. Они были распущены по плечам и повязаны куском цветной кружевной ткани. Единственным платьем женщины был легкий шарф, туго обхватывающий тело, оставляя обнаженными груди. Шарф был закреплен каким-то образом возле колен. Кусочки блестящего металла, напоминающие золото, украшали головной убор и подол так называемой юбки. Никаких больше драгоценностей на женщине не было. Ее обнаженные короткие руки были приятной формы, кисти и ступни изящны и невелики.

Женщина подошла ближе, когда пленники проходили мимо, и принялась болтать со стражей, не обращающей на нее никакого внимания.

Пленники получили возможность рассмотреть ее более внимательно, когда она оказалась на близком расстоянии от них.

— Фигура гурии,— подытожил Смит Олдуик свои наблюдения,— а лицо слабоумной.

Улица, по которой они проходили, пересекалась поперечными переулками через нерегулярные промежутки. Проходя перекрестки, путники могли убедиться, что улицы и переулки были такими же узкими и кривыми, как и главная, по которой их вели. Только дома отличались друг от друга по стилю.

Изредка здания были выкрашены яркой краской, кое-где заметны были попытки несколько изменить архитектурные украшения. Через открытые окна и двери можно было видеть, что стены домов были очень толстыми, а дверные проемы — небольшими, будто люди строили свои жилища, учитывая жару и понимая, что в прохладной глубине дома за толстыми каменными стенами зной африканской пустыни не будет столь изнурительным.

Вскоре перед бедными пленниками замаячили очертания громоздких сооружений. Подойдя к ним ближе, они решили, что это, очевидно, и есть деловая часть города.

Кругом располагалось множество небольших лавчонок и базарчиков. Эти торговые точки разбросаны были в живописном беспорядке среди чопорных вилл. Над дверями магазинчиков были краской выведены знаки, сильно напоминающие греческие литеры, однако эти буквы не были греческими — и англичанин и девушка это вскоре поняли.

Смит Олдуик сильно устал и начал ощущать нестерпимую боль от ран, его охватывала слабость — следствие сильной потери крови. Он теперь чаще спотыкался, и девушка, видя его состояние, предложила ему свою руку.

— Нет,— запротестовал лейтенант.— Вы сами перенесли слишком много, чтобы вас еще дополнительно нагружать.

Но хотя Смит Олдуик и делал героические усилия, чтобы не отставать от конвоиров, временами он вынужден был останавливаться, чтобы собраться с силами, и как-то раз, когда он приотстал, переводя дух, стража выразила желание применить жестокость.

Один из вооруженных мужчин, шедший слева от Смита Олдуика, несколько раз хватал англичанина за плечо и толкал его резко вперед, но когда пленник снова и снова отставал, ражий парень вдруг, без всякого предупреждения налетел на раненого с бешеной яростью. Он подскочил к ослабевшему юноше, ударил его с такой злобой кулаком, что сбил с ног. Подбежав к упавшему Смиту Олдуику, конвоир схватил его левой рукой за горло, а правой выхватил из-за пояса свою длинную саблю. Дико крича, он принялся размахивать клинком над головой пленника.

Процессия остановилась, и все повернулись лицом к этой жестокой сцене, не проявляя особого интереса. Все выглядело так, будто один из группы наклонился с целью поправить ремешок сандалии, а другой явно поджидал, когда он справится с этим делом, чтобы идти дальше.

Но если для конвоиров такое обращение с пленником было обычным делом, Берта. Кирчер реагировала по-другому.

Близко посаженные глаза, рычащее с оскаленными зубами лицо и яростные вопли внушали девушке ужас, однако жестокое и беспричинное нападение на раненого вызывало в ней потребность защитить слабого, что свойственно всем женщинам. Это качество даровано им самой природой.