Театральные записки

А ну-ка наши, самые удивительные актёры, кто-нибудь когда-нибудь подумал о партнёре настолько тонко и нежно, чтобы заботиться о своём запахе.

Пробы были замечательные. Так хотелось, чтобы были ещё и ещё дубли. Мы так друг друга почувствовали. И потом, уж простите свою етаруню, ничего не могу с собой поделать, я так люблю, когда мужчина выше меня, тогда я чувствую себя такой беззащитной девочкой.

Наши русские мужчины разучили нас быть женщинами.

Вот сейчас сижу, пишу вам и всё прокручиваю в башке.

А имя-то какое! Альгис!

Будто я попала в страну Грина: Альгис! Да ещё выше меня! Да ещё руки такие крепкие, удерживающие меня (на кинопробе)! Я знаю, что никогда и ничего не будет, и быть не может, – у меня же вставные челюсти. Но всё равно, я сегодня, счастливая!

А почему бы и нет?

В Париже есть ресторан «Pourquoi pas…» (кажется, так). Забыла, как пишется по-французски – «Почему бы и нет».

Так есть ведь ещё одно: «Над вымыслом слезами обольюсь».

А я над вымыслом счастьем умываюсь.

Вот и всё.

Ваша влюблённая Зэмэшка!

Сегодня встретилась с Варварой и первое, что я ей выпалила:

– Варька, я влюбилась!

– Господи, в кого?

– В Мильтиниса!

– Господь с тобой, ему же 80 лет!

А в моём положении, какая разница, в кого влюбиться, – в Мильтиниса, в Масюлиса, – в моей жизни от этого ничего не меняется.

А самое главное в жизни, – не терять чувства юмора!

Тогда будет всё в порядке!

Часть II

Черновики

В 70-90-е годы ХХ столетия мы писали друг другу длинные письма, письма были не только средством связи, но формой творческого воплощения. Письма, предназначенные ЗэМэ, мы придумывали долго, читали друг другу вслух, переписывали по многу раз, и только поэтому у нас сохранились фрагменты черновиков. Не знаю, что мы отправили ЗэМэ, что – нет. Но мы рады, что черновики сохранились.

1973 г., октябрь

…ЗэМэ, помните, однажды Вы сказали нам, что Вам бы очень хотелось, чтобы мы что-нибудь взяли от Вас?

Мы взяли и взяли очень многое: Вашу силу и нежность, ваше умение жить, верить, надеяться, когда уже кажется, что это невозможно. Мы очень многое поняли за время общения с Вами. Мы поняли, что на земле есть Любовь, большая, чистая и светлая, даже если она не взаимная, даже если вокруг тебя ад, даже если всё оборачивается Трагедией.

Зинаида Максимовна, Вы живёте по идее Христа. В Античности главным принципом жизни была Мера. Мера во всём: в меру любить и в меру ненавидеть, в меру трудиться и в меру наслаждаться, в меру наказывать и в меру прощать. Потом пришло Христианство с идеей БЕЗ-мерной любви, с идеей ВСЕ-прощения, с надеждой на воскрешение и воскресение. Это и есть принцип Вашей жизни, это и есть Ваша сущность, это Вы сама, страстно влюблённая в жизнь, несмотря ни на что, вся, до конца отдающаяся творчеству, театру (дай Бог Вам выпустить ваши «Бабочки.»!).

Ваша одержимая любовь к Цветаевой, любовь-страсть оправдывает и Вас, и Марину. Без этого вас нет!

И пускай многие наши современники пишут, что так нельзя жить, что и для нашего века рациональная мера во всём – есть закон жизни. Но. И мы это знаем, что где-то, пускай даже далеко, в Ленинграде, есть Вы, и нам становится легче жить.

Вы есть, Вы живёте – и это главное.

Нам очень хочется, чтобы Вы были счастливы.

Поздравляем Вас с именинами[34] и желаем Вам БЕЗ-мерного тепла, понимания, счастья и силы..

1973 г., октябрь

Зэмэшенька, родная, здравствуйте!

Как же пусто без Вас в Москве. Мы по привычке садимся на 19-й автобус и едем почти через всю Москву в Марьину рощу, в гостиницу «Северная».[35]

А там – нет Вас.

Москва кружится в вихре осени – площади, улицы, базары, колокольни и купола. Звон трамваев и колоколов, шум машин и шорох листьев – всё превратилось в звенящий, шуршащий, золотой ком осенних листьев. Солнце поджигает его, и Москва вдруг загорается жарким пламенем. Самосожжение лета! Ах, как пылает Москва!

Люди спешат, торопятся, не замечают, у них свои заботы, а у нас одна – нет Вас.

1974 г.

Дорогая Зэмэшенька!

…А недавно мы смотрели потрясающий фильм – Федерико Феллини «Ночи Кабирии». Феллини – удивительный режиссёр. Так остро, просто и сложно рассказать о такой огромной человеческой любви. О разломанных чёрных цепях, о распятых иллюзиях, о кресте человеческом. Сильно и страшно…

Режиссёрски фильм сделан неожиданно – тонкость, мера и простота. Музыка завораживает, расширяет пространство фильма в вечность. Композитор Нино Рота выстраивает её по контрасту с картинкой, это не иллюстрации, а внутренне-сопряжённое единство, как контрапункт. Героиня кричит, плачет, а за кадром звучит лёгкий фокстрот, он вовлекает человека в глубоко чуждый ему, кружащийся в бесконечном танце враждебный мир.