Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Маловероятно, что мы когда-нибудь увидим совершенные алгоритмы прогнозирования революций, хотя я некогда познакомился с человеком, который попытался создать такой. Теоретически цифровой анализ данных о проценте в популяции молодых мужчин, о среднем уровне образования, степени доступа к интернету, уровне безработицы, инфляции, росте цен на продовольствие, коррупции позволит указать, где – но не когда – случится потрясение. Такая технология опять же может развиваться в нескольких направлениях. Достаточно хорошо известно, что солдаты используют анализ изображения для подтверждения личности конкретных лиц, прежде чем убить их. Но ведь террористы делают то же самое! Когда в 2008 году террористы вторглись в Тадж-Махал-Палас в Мумбаи, они использовали мобильные телефоны и Facebook для идентификации гостей, чтобы решить, кого из них следует убить. Какая ирония, что коммуникационные технологии и социальные сети могут использоваться подобным образом.

И война, и терроризм являются способом ведения диалога – это последнее средство, остающееся, когда люди отказываются действительно разговаривать друг с другом или когда одна сторона считает, что другая ее не слушает. В отличие от убийства, войны обычно не бывают личным делом – исполнители чаще всего даже не знакомы со своими жертвами, а при том, что в современной войне, особенно цифровой, противники находятся на большом расстоянии друг от друга, эта безличность даже усиливается.

Искусство: что в нем хорошего?

Если война – это общение с помощью особых средств, позвольте мне сделать свободно-ассоциативный переход к искусству – форме общения, которая часто поднимает тему войны. Неизвестно точно, когда и почему люди начали заниматься искусством, но скорее всего, оно зародилось во времена верхнего палеолита, 10–50 тысяч лет назад, и было формой языка или внутриплеменных сообщений. На том этапе количество сюжетов было совсем небольшим. Главным образом люди изображали животных, и, вероятно, эти изображения были связаны с пищей – либо помогали охотникам найти и убить свою жертву, либо напитывали их магической мощью.

По сути, искусство – это повествование о жизни человека, нередко посредством метафор. Искусство – это попытка понять состояние человека и преобразовать это понимание в объекты и образы, способные преодолевать время и пространство. В своем лучшем проявлении искусство – это призыв к чему-то: оно может заставить людей страстно желать чего-то или задаться вопросами о самих себе. Искусство – это также визуальное представление того уникального факта, что люди – и только люди – могут представлять себя и свой мир со стороны. Искусство позволяет увидеть не только реальный мир, но и другие воображаемые миры, рождающиеся внутри нашей головы. Искусство напоминает нам, что мы тоже смертны, хотя в некоторых случаях мы используем его для облегчения страха смерти.

У нас с шимпанзе 98,8 процента общих генов, но они не могут рисовать, писать или снимать фильмы, как показано в фильме «Планета обезьян

». Некоторые люди оспаривают это. Если отбросить в сторону аргумент о «бесконечном количестве обезьян» (если собрать достаточно обезьян и дать им достаточно времени, в конечном итоге одна из них напишет «Do Androids Dream of Electric Sheep?» («Мечтают ли андроиды об электроовцах?»), люди могут ссылаться на то, что в Лондоне в 1950-х годах в лондонском зоопарке у шимпанзе по кличке Конго была выставка его работ. Аналогичные попытки совершали слоны и тюлени. Но это имитация, а не искусство, и, хотя подобные абстрактные узоры могут выглядеть достаточно привлекательно, это скорее случайность, чем художественное творчество. Это не беседа или диалог, и это, конечно, не способно сообщить нам нечто важное, хотя так можно раскритиковать все современное искусство.

Некоторые искусствоведы утверждают, будто смешно говорить о том, что ни приматы, ни художники не могут рисовать. Как сказал Марсель Дюшан, «все может стать искусством». Но если научить шимпанзе рисовать, это не сделает их художниками, так же как, если научить попугая говорить: «Привет», это не станет доказательством того, что птицы могут говорить.

Я уверен, что любители маленькой австралийской птички напомнят вам о шалашнике – птичке, которая создает достаточно сложные конструкции, казалось бы, для своего собственного эстетического удовольствия. Но это приукрашивание действительности. Птицы также могут петь и танцевать, но это биологические императивы, предназначенные для воспроизводства, а не для чего-то другого. Насколько я могу судить, это не может ничего сообщить о том, что значит быть птицей.