Когда Подзорова впервые появилась в газете, забила тревогу недавно пришедшая вместо Лёни Миля Ксения Васильева. «Только пришла, – сокрушалась о себе Ксана, – а уже нужно подумывать о переходе куда-нибудь ещё. Потому что я хорошо знаю Подзорову. Это невероятно карьерная баба. Она всё будет сокрушать на своём пути. Вот увидишь, она сбросит Смоляницкого и сядет на его место».
И хотя Ксения Васильева и вправду ушла очень быстро, а на её место взяли из того же литдрамвещания, откуда была Ксана, Лялю Полухину, ничто, казалось бы, не предвещало, что сбудется такой прогноз.
Скорее, в карьерных устремлениях можно было заподозрить Валю Помазнёву. Уж очень быстро её ввели в партбюро, доверяли освещение наиболее значительных литературных событий. Так что невероятно скоро она перезнакомилась со всеми рабочими секретарями Союза писателей, запросто звонила каждому и никогда и ни в чём не получала от них отказа.
Миловидная, стройная, она была внешне похожа на тех романтических киногероинь, которые в избытке мелькали тогда на экране, выражая всегдашнюю готовность оказаться там, куда призовёт их родина, – в тайгу так в тайгу, на север так на север, или в заводской цех, или сельским бригадиром, – куда угодно! Возможно, что пригласи её режиссёр в такого рода фильм, она сыграла бы подобную роль с не меньшим энтузиазмом, чем другие. Но в жизни эта роль её явно не устраивала. Недаром при первой же подвернувшейся возможности она уехала из провинциальной Пензы, где работала в молодёжной газете, в столицу. Боюсь ошибиться, но кажется, что её увёз в Москву будущий муж, оказавшийся в командировке в Пензе. (Она мне рассказывала о себе, но за давностью времени я могу что-то и спутать.) Муж работал сперва в «Комсомолке», а когда она родила ему дочку, перешёл в ЦК комсомола, устроив в «Комсомольскую правду» жену. Из цэкамола мужа перевели в Агентство печати «Новости» (АПН), от которого должны были послать в длительную командировку в Англию. Но жена неожиданно стала настаивать на разводе и добилась своего.
– Невмоготу стало! – объясняла мне Помазнёва. – Как бы я жила с ним в Англии?
В принципе разводов у нас не любили. Особенно если ты на руководящей должности. Не любите друг друга – терпите. Заводите на стороне романы (без публичной огласки, конечно), но формально ты должен выглядеть образцовым семьянином.
В Англию бывший муж Помазнёвой не поехал. Но – вот странно, видимо был в очень крупных чинах! – стал заместителем председателя АПН, часто приезжал к Вале повидаться с дочкой и неизменно упрашивал её вернуться. Валя не соглашалась.
Она была полна сил и энергии. Оказалось, что кроме рабочих секретарей Союза, она знает ещё и почти всех инструкторов ЦК партии и комсомола, с которыми охотно знакомила меня во время съезда писателей СССР или РСФСР. «Это Гена Гусев, – представляла мне инструктора Помазнёва. – А это Гена Гоц». Не скажу, что инструкторы были рады знакомству со мной, но с Валей они держались дружески и даже почтительно.
А Нина Александровна Подзорова поначалу никак себя не проявляла. Ей достались периферийные издания: заказывать на них рецензии, искать авторов на обзорные статьи о творчестве литераторов того или иного российского региона. И казалось, она этим вполне удовлетворена. Нрава она была весёлого и общительного. Так что я даже стал недоумевать по поводу поспешного бегства из редакции Ксаны Васильевой.
Но вот началась подписная кампания. Нас с Подзоровой послали объездить писательские организации Тулы, Воронежа, Курска, Орла, поговорить об их нуждах (обычно после окончания подписки об этом прочно забывали), встретиться с читателями. И я увидел совсем другую Подзорову.
Она охотно садилась в президиум, легко перебивала или переспрашивала выступающего, сбивала его своими репликами и многозначительно делала пометки в блокноте – то есть вела себя как привычное партийное начальство.
– Нина, – сказал я ей мягко, – для чего Вы играете в секретаря обкома?
– В секретаря я не играю, – ответила она. – Но они должны понимать, что мы для них начальство. И я советую Вам, Гена, тоже держаться так, чтобы они об этом не забывали.
Я не внял её совету. Но не переставал удивляться, наблюдая, как нарастает в ней некая снисходительная вельможность по мере того, как мы объезжали города.
В Ясной Поляне за обедом, произнося тост, она не забыла о «зеркале русской революции», в которое, по её словам, смотрелся великий Ленин, и совершенно неожиданно для изрядно охмелевших писателей предложила выпить за великое дело ленинизма, удивив этим, по-моему, даже сопровождавших нас работников обкома.
Словом, когда через некоторое время на место уходящего в отпуск Смоляницкого назначили временно исполнять его обязанности Подзорову, я не удивился.
Другое дело, когда Смоляницкий собрался совсем уходить из редакции.