Тем более что жизнь короткая такая…

Не могу сказать, что Подзорова на меня обиделась. Во всяком случае, она этого никак не показывала. Отделом она руководила очень уверенно и твёрдо. Контраст её со Смоляницким был разителен. Подраспустившимся во время вольницы сотрудникам пришлось подтянуться.

Конечно, качество материалов, которые печатал отдел русской критики, не стало лучше. Литературный вкус Нины Александровны не отличался особенно от вкуса ушедшего из газеты Соломона Владимировича. Но чего в газете стало намного больше, так это всякого рода писем из областных писательских организаций, выступлений их руководителей и интервью с секретарями Союза писателей РСФСР, которые в основном рассказывали о своих творческих планах.

За это однажды отдел ругали на летучке. «Мы же всё-таки не “Литературная Россия”», – говорил обозреватель. «Но и не “Литературная Москва”, – отвечала Подзорова, – наш читатель должен быть в курсе того, что происходит в российской глубинке».

Года через два объяснилось такое исключительное внимание Нины Александровны к нуждам периферийных писателей. Издательство «Московский рабочий» выпустило её книжечку о Союзе писателей РСФСР, о его истории, о его руководителях, о руководителях областных организаций, входящих в правление Союза. Оказалось, что Подзорова установила с Бондаревым, Михаилом Алексеевым, Проскуриным, Шундиком связи не менее прочные, чем были у Смоляницкого с Марковым. С Бондаревым Подзорова обменивалась шутливыми поздравительными открытками с днём рождения, благо, как выяснилось, он у них был общим. То есть родилась Подзорова, конечно, позже, но 15 марта, как и Бондарев.

Очень занервничал Чапчахов. Тем более когда Подзорову за её книжку приняли в Союз писателей, а Чапчахову в приёме регулярно отказывали.

Не только потому, что у него книжек не было. В конце концов он её составил из многочисленных своих реплик и очень немногочисленных рецензий на книги секретарей Союза. Книжку выпустил «Советский писатель», но и после этого Фёдору Аркадьевичу никак не удавалось проскочить приёмную секцию критиков. Всякий раз, когда разбиралось его дело, зачитывали имевшееся в нём письмо критика Андрея Михайловича Туркова о том, что Чапчахов утаил от общественности свою брошюру, вышедшую ещё в то время, когда он жил и работал в Ростове-на-Дону. В этой брошюре он слово в слово переписал обширный кусок из чужой работы – из книги самого Туркова. Менялись бюро нашей секции, менялись председатели бюро, но факт совершённого когда-то Чапчаховым плагиата неизменно перевешивал любые доводы приятелей члена редколлегии «Литературной газеты».

И только при Феликсе Кузнецове, ставшим первым секретарём московской писательской организации, всё закончилось для Чапчахова счастливо. Кузнецов стал проталкивать в Союз такие одиозные фигуры, которых прежде туда не пускали. Например, Ивана Шевцова, начавшего ещё до кочетовского «Чего же ты хочешь?» и до беловского «Всё впереди» обсасывать в своём романе «Тля» волнующую тему проникновения евреев во все слои общества с целью подчинить себе наивное русское население. Или того пуще изгнанный при Хрущёве из Союза дважды лауреат Сталинской премии Анатолий Суров. Его выгнали после того, как оказалось, что он не писал своих премированных пьес, что они написаны за него клеймёнными им космополитами. Кузнецов восстановил его в Союзе, но не как драматурга, а как публициста, что, по-своему, было логично: уж в чём-в чём, но в том, что Суров не писал своих знаменитых выступлений, в которых громил безродных космополитов, его не обвиняли.

Случилось в это время Фёдору Аркадьевичу Чапчахову попасть в больницу с тяжелейшим коллапсом. За его жизнь боролись врачи. Слава Богу, в конце концов всё обошлось. Но Феликс Кузнецов распорядился болезнью Чапчахова по-своему. «А ведь это мы, – рокотал он на секретариате, – чуть не отправили на тот свет человека своим равнодушием, своим бесчувствием. Сколько лет мы отказываем в приёме нашему товарищу? Сколько лет ещё будем издеваться над ним?» И Чапчахова приняли.

Но, работая с Подзоровой, нервничал Фёдор Аркадьевич напрасно. Нина Александровна обладала не только напором, но и нетерпением. Поэтому с удовольствием ухватилась за первое же бондаревское предложение стать ответственным секретарём журнала «Наш современник», куда первым замом главного редактора Викулова только что назначили критика Юрия Селезнёва за то, что на недавнем писательском собрании он выступил с торжественным заявлением: «Третья мировая война, которую так боятся некоторые, уже началась! И война эта – с мировым сионизмом!» Убеждён, что дружбы с Бондаревым и его протекции оказалось бы достаточно, чтоб Нина Александровна смогла заменить собой Селезнёва, когда того пришлось убирать из журнала. Но сделать этого ей было не суждено. Эта энергичная, волевая и очень жизнелюбивая женщина не успела толком поработать на новой своей должности. Рак сгубил её со страшной скоростью.

2

Я уже сказал, что набирала обороты новая эпоха в редакции, когда ту работу, с которой прежде справлялись три человека, распределили среди десятерых.