Читаем Тем, кто хочет знать полностью

Г а в р ю ш о в (растерянно). Какая там идейная… Я ей шубу справлю… Все оборвышами ходят, а моя новую шубу наденет… Только ради Симы тогда к вам прибился… Приданое какое справил…

А р ц е у л о в. Дурак! Они, когда становятся идейными, не то что приданое, мужа к чертовой матери отшвырнут. Как паршивого щенка.


Гаврюшов оторопело молчит.


Ясно? (Идет к двери.) Поздно засиживаются?

Г а в р ю ш о в. До самой ночи. Неспроста моя Сима теперь…

А р ц е у л о в. Хватит о Симе тарахтеть, о деле думай! (Тихо.) Уйдет отсюда учительница поздней ночью, а ты ее, как галантный кавалер, на мосту повстречай…


Гаврюшов испуганно заерзал.


Никаких улик. (Напевает.) «Эх, я страдала, страданула, с моста в воду сиганула…» Любезно помоги ей в воду сигануть.

Г а в р ю ш о в. А как самому — сухим из воды?..

А р ц е у л о в. Все. (Встает.) Значит, недельки через две в уездной газете «Красный текстильщик» мы увидим черную рамочку, а в ней… «Анна Никифоровна Баданина…»

Г а в р ю ш о в (идет за ним). Прощения прошу… что давеча расшумелся. Но за Симу… я…

А р ц е у л о в (благожелательно). Не удивляюсь: цветы запоздалые…

Г а в р ю ш о в. Насчет цветов мы не обучены. А что присох к ней — это верно.

А р ц е у л о в. Значит, не перечь женушке, Варфоломеич, ее лелеять нужно, угождать ей, красавице… Не провожай. (Уходит.)

Г а в р ю ш о в (яростно). Идейная? (Стучит кулаком по столу.) Врешь, сволочуга жандармская! Не возьмет верх партийная Баданина! Не выйдет! Не отдам им жену, не отдам!


З а т е м н е н и е.

ТРЕТИЙ ЭПИЗОД

Поздний вечер. Уличный фонарь над скамейкой с полуразобранной спинкой не горит. Из ревкома возвращаются  С и м а  и  А н н а  Н и к и ф о р о в н а  Б а д а н и н а.


Б а д а н и н а (останавливается). Здесь и расстанемся.

С и м а. Хоть до моста вас провожу, Анна Никифоровна!

Б а д а н и н а. Поздно уже. (Улыбается.) Вернее, рано еще.

С и м а. А кабы не зашла за вами, так и сидели бы в ревкоме до утра.

Б а д а н и н а. Вовремя зашла… (Оживилась.) Да, как там Лукьяновна? Не заснула на карауле?

С и м а. Господь с вами! Все закоулочки сама обшарила. И когда принимали караул, и когда сдавали.

Б а д а н и н а. Прекрасно. Ну, по домам?

С и м а (с сожалением). Ладно. Завтра спрошу.

Б а д а н и н а (заинтересовалась). О чем?

С и м а. Да так, пустое… (Решительно.) До свиданья.

Б а д а н и н а. Погоди. (Усаживает ее на скамейку.) Что такое?

С и м а (смущенно). Не слыхали, часом, кто такая… Сандрильона?

Б а д а н и н а (улыбнулась). Сказочная красавица. У нас, в России, ее больше Золушкой зовут. Злая мачеха тиранила ее, заставляла прислуживать своим спесивым дочерям… Но в сказке, знаешь, все хорошо всегда кончается. Влюбился в бедную Золушку прекрасный принц, надел ей на ноги золотые туфельки…

С и м а (вздохнула). Сказка… А как бы прочитать?

Б а д а н и н а (мечтательно). «Мила, как Грация, скромна, как Сандрильона…» Это наш русский поэт написал. Баратынский… Ну, пора по домам!

С и м а. Я чуток погожу.

Б а д а н и н а. Нет-нет, место тут пустынное! Иди домой.

С и м а (тоскливо). Хорошо, пойду домой.

Б а д а н и н а (заглядывает ей в глаза). Не тянет?

С и м а (вздыхает). Одно только прозвание, что родной дом. Чужая я там… А как померла доченька, кровиночка моя, совсем опостылел… (Решительно.) Прощайте, Анна Никифоровна.

Б а д а н и н а. Погоди. (Берет ее за руку.) Почему не уходишь от мужа?


Сима отвернулась.


Ведь не любовь тебя удерживает?

С и м а (горько). Любовь, любовь… Про любовь, вижу, у людей в очах приметней, чем в книжке, прочитать можно.

Б а д а н и н а. В твоих глазах не прочтешь.

С и м а. А ведь я четыре года замужняя, дочку родила… (С внутренней тревогой.) Может, и в самом деле не знаю я, какая она, действительная любовь… (Горячо.) Какая?

Б а д а н и н а. Эх, Сима, Симочка… (Словно предавшись собственным воспоминаниям.) «Мне дорого любви моей мученье — пускай умру, но пусть умру любя!»

С и м а. «Пусть умру любя…» Тоже сказка?

Б а д а н и н а. Стихи Пушкина.

С и м а (после паузы). Маму мою отец до смерти спьяна забил. А она, говорят, любила его… А мой пальцем за четыре года меня не тронул. Любит.

Б а д а н и н а. Гаврюшов?

С и м а (с каким-то вызовом). Гаврюшов. (Усмехнулась.) В диковинку вам? И волк ведь волчицу любит.

Б а д а н и н а. Какая же ты волчица, Сима?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман