Темное дело

Когда жандармы и мировой судья уехали, Лешено вернулся к ответственному занятию – стал писать постановления об аресте господ де Симёз и дʼОтсер. Согласно Кодексу эти документы должны были содержать все обвинения, предъявляемые правонарушителям. Жиге и мировой судья так спешили в Сен-Синь, что на дороге, ведущей к шато, встретили графских слуг, возвращавшихся из Труа. Всех под арестом препроводили в дом к мэру и допросили, и каждый слуга, не подозревая о том, насколько важен его ответ, наивно сообщил, что еще накануне получил от госпожи графини позволение провести целый день в Труа. На вопрос мирового судьи все ответили, что мадемуазель сама предложила им посетить празднество, о чем они сначала и не помышляли. Результаты допроса судья Пигу счел настолько важными, что тут же отправил офицера в Гондревилль с просьбой к г-ну Лешено немедленно арестовать дворян из Сен-Синя. В таких обстоятельствах лучше было действовать синхронно: сам Пигу направлялся на ферму к Мишю, чтобы задержать предполагаемого злодея на месте. Эти новые сведения оказались решающими; Лешено безотлагательно выехал в шато-де-Сен-Синь, поручив Гревену распорядиться насчет охраны следов, оставленных лошадьми в парке. Старшина присяжных знал, с каким воодушевлением жители Труа воспримут процесс по делу бывших аристократов, врагов народа, а ныне – и врагов императора. В подобных обстоятельствах суд легко принимает предположения за бесспорные доказательства. И все же, уже сидя в экипаже сенатора и направляясь из Гондревилля в Сен-Синь, г-н Лешено, который, если бы не интрига с замужней дамой, навлекшая на него немилость (с некоторых пор император стал блюстителем нравов), достиг бы в судействе больших высот, размышлял о том, не слишком ли безумной выглядит эта затея, чтобы приписывать ее молодым дворянам и Мишю, тем более что она совершенно не вяжется с характером мадемуазель де Сен-Синь. Для себя он решил, что у похищения сенатора должны быть иные мотивы, нежели желание вернуть Гондревилль. У всех, даже у судейских, есть такое понятие, как профессиональная совесть. Она-то и порождала сомнения Лешено, ибо совестью этой человек руководствуется в деле, к которому чувствует призвание: ученые – в своих исследованиях, художники – при написании картин, судьи – в момент осуществления правосудия. Быть может, поэтому судьи бывают более снисходительны к обвиняемым, нежели присяжные. Судья полагается лишь на законы разума, в то время как присяжный заседатель позволяет увлечь себя потоку эмоций. Старшина коллегии присяжных задавал себе множество вопросов, предлагая себе же найти на них удовлетворительный ответ при аресте правонарушителей. Новость о похищении Малена взволновала городок Труа, но в Арси об этом стало известно только в восемь часов; когда явились за жандармом и мировым судьей, все они мирно ужинали. В Сен-Сине никто ничего не знал. Долину и шато снова оцепили жандармы, но на этот раз по распоряжению юстиции, а не полиции; и если с одной иногда удавалось достичь компромисса, то с другой это зачастую было невозможно.

Глава 16

Аресты

Лоранс достаточно было сказать Марте, Катрин и чете Дюрье, чтобы не выходили за порог и не смотрели в окно, и они повиновались без рассуждений. Во время каждой поездки всадники останавливали лошадей на дороге под орешником, которая брала начало от насыпи, и уже оттуда Робер с Мишю, как самые крепкие, тайком переносили мешки в подвал под лестницей в башне, именуемой Девичьей. К половине шестого вечера четыре дворянина и Мишю вернулись в шато и тотчас же отправились закапывать золото. Лоранс и дʼОтсеры сочли необходимым заложить этот подвал каменной кладкой, и Мишю принялся за работу, взяв в помощники Готара. Тот вскоре убежал на ферму за мешками гипса, оставшимися после строительных работ, и Марта отправилась домой, чтобы выдать их ему. Построенная Мишю ферма располагалась на холме – том самом, с которого некогда он заметил жандармов. От шато-де-Сен-Синь к ней можно было проехать по дороге, обсаженной ореховыми деревьями. Мишю сильно проголодался и поэтому работал очень споро, так что к половине восьмого стена была готова. Он торопливым шагом направился на ферму, чтобы Готару не пришлось тащить последний мешок с гипсом, который, как думал Мишю сначала, мог ему понадобиться. К этому времени ферма была уже под надзором: Сен-Синьский полицейский, мировой судья со своим секретарем и тройка жандармов, заслышав шаги Мишю, спрятались и позволили ему войти.

В отдалении Мишю увидел Готара с мешком на плече и крикнул ему:

– Я управился, мой мальчик. Отнеси мешок на место, и идем ужинать!

Мишю, чей лоб блестел от пота, а одежда была перепачкана гипсом, известняковой крошкой и щебнем, налипшими во время перетаскивания мешков по насыпи, вошел в кухню, где теща и Марта, поджидая его, наливали суп.

Стоило Мишю открыть кран с водой, чтобы помыть руки, как вошли мировой судья с помощником и сельский полицейский.

– Что вам от нас нужно, г-н Пигу? – спросил Мишю.

– Именем императора и закона вы арестованы, – сказал мировой судья.