– Дело осложняется еще и тем, что мы не можем открыть правду. Мишю, как и господам де Симёз и дʼОтсер, лучше стоять на том, что они несколько часов провели в лесу и вернулись обедать в Сен-Синь и вы все это время были с ними. Но даже если бы мы попытались доказать, что вы были дома в три часа, когда случилось нападение, кто будет нашими свидетелями? Марта, жена одного из обвиняемых, супруги Дюрье и Катрин – ваши слуги, а еще мсье и мадам дʼОтсер, родители еще двух обвиняемых. Их показания не имеют ценности. Закон не позволит им свидетельствовать против вас, и никто, будучи в здравом уме, им не поверит, если они выскажутся в вашу пользу. Если же на свою беду вы расскажете, что ездили в лес за одиннадцатью сотнями тысяч франков, то этим вы отправите обвиняемых прямиком на галеры, как воров. Государственный обвинитель, присяжные, судья, публика, Франция – все решат, что вы взяли это золото в Гондревилле, а сенатора устранили, чтобы развязать себе руки. В нынешней формулировке обвинение выглядит туманным; но если откроется правда, оно станет неопровержимым. Детали, которые пока остаются неясными, присяжные соотнесут с ограблением – сейчас всех роялистов приравняли к разбойникам. В нынешнем виде преступление представляется местью, вполне вероятной при текущей политической ситуации. Обвиняемым грозит смертная казнь, но не каждый сочтет ее позором; однако, если среди обстоятельств дела всплывет ограбление, снисхождения не будет: вы лишитесь сочувствия, которое испытывают люди к осужденным на смерть, когда их мотивы понятны, а потому – простительны.
Сразу после ареста, когда вы еще могли продемонстрировать место, где были спрятаны деньги, карта, жестяные цилиндры и само золото, и объяснить, чем занимались в тот день, у вас был шанс доказать свою непричастность, и то лишь беспристрастным судьям. Но при нынешнем положении дел лучше молчать. Дай господь, чтобы никто из шестерых подозреваемых не проговорился. Но, как бы то ни было, мы постараемся использовать их показания с выгодой для себя.
Лоранс в отчаянии заломила руки и обратила скорбный взгляд к небу – только теперь перед ней открылась глубина пропасти, в которую угодили ее кузены. Маркиз и молодой защитник согласились с рассуждениями Бордена. Старик дʼОтсер заплакал.
– Ну почему бы вам не послушаться аббата Гуже, который просил вас бежать? – в отчаянии произнесла г-жа дʼОтсер.
– Ах, если вы могли заставить их тотчас же уехать, но не сделали этого, считайте, что вы убили их своими руками! – воскликнул Борден. – Неявка в суд дает обвиняемым время. Когда есть время, невиновные могут добиться прояснения обстоятельств дела. А это дело представляется мне самым темным из всех, с которыми я сталкивался, хотя, надо признать, в жизни я распутал их немало.
– Это дело остается необъяснимым для всех, даже для нас, – сказал г-н де Гранвилль. – Если обвиняемые не виноваты, нападение совершил кто-то другой. Нельзя допустить, что пять человек появились в деревушке словно по волшебству, нашли лошадей, подкованных так же, как лошади обвиняемых, попытались надеть чужую личину и посадить Малена в яму только для того, чтобы погубить Мишю и господ де Симёз и дʼОтсер. У этих неизвестных, настоящих преступников, были свои мотивы замаскироваться под пятерых невинных, и чтобы отыскать этих людей и их следы, нам, как и властям, пришлось бы прибегнуть к услугам всех агентов и соглядатаев, сколько их есть в коммунах на расстоянии двадцати лье от Гондревилля!
– Это непосильная задача, – сказал Борден. – Не стоит даже думать об этом. С тех пор как общество изобрело правосудие, ему еще не удалось предоставить несправедливо обвиняемому человеку те же правомочия, какими располагает судья, стремящийся покарать преступника. Правосудие не является двусторонним: защита не имеет ни шпионов, ни полиции и не располагает социальными рычагами, которые можно было бы задействовать в пользу своего клиента. Единственное, что невинность может призвать в свою защиту, – это доводы, понятные здравомыслящему человеку; но довод, который может убедить судей, зачастую не производит должного впечатления на предубежденных против подсудимого присяжных. Против вас же – вся страна. Восемь присяжных, утвердивших обвинение, – владельцы национализированного имущества. Коллегия присяжных, которая будет судить ваших родственников, так же как и первая, будет состоять из приобретателей или продавцов такого имущества или же из чиновников, каким-то образом к этому причастных. Словом, это будет коллегия маленов. Остается лишь выработать крепкую позицию защиты, придерживаться ее – и погибнуть, будучи ни в чем не повинным. Вам вынесут обвинительный приговор, но мы обратимся в Кассационный суд и попытаемся затянуть слушания. Если за это время мне удастся собрать доказательства в нашу пользу, мы сможем просить о помиловании. Таковы «анатомия» этого дела и мое мнение. Если мы восторжествуем (в юриспруденции все возможно), это будет чудо. И ваш адвокат скорее, чем все, кого я знаю, способен это чудо совершить; я ему в этом помогу.