Темное дело

– Сенатор должен знать разгадку этой тайны, – сказал г-н де Гранвилль. – Нам всегда известно, кто затаил против нас злобу и почему. Даже странно, что в конце зимы он уехал из Парижа в Гондревилль – один, без свиты, чтобы уединиться там с нотариусом и, фигурально выражаясь, позволить похитить себя пяти неизвестным!

– Что ж, его поведение представляется столь же странным, как и поступки наших подсудимых. Но как из обвиняемых стать обвинителями, в то время как вся страна настроена против нас? Для этого потребовались бы снисходительность и содействие правительства и в тысячу раз больше доказательств, чем в любом, более заурядном деле. Я вижу во всем этом умысел и тонкий расчет; наш тайный противник прекрасно осведомлен о том, что связывает Малена с Мишю и господами де Симёз. Грабители, которые не проронили ни слова и ничего не взяли! Предусмотрено все до мелочей. Сдается мне, что под масками скрывались злоумышленники совершенно особого рода. Но попробуйте сказать это присяжным, которые будут вас судить!

Эта проницательность в приватных делах, которая и составляет величие некоторых адвокатов и судей, удивила и обескуражила Лоранс. Неумолимая логика г-на Бордена заставила ее сердце сжаться.

– На сотню уголовных дел, – сказал он, – приходится всего десять, которые полностью раскрыты правосудием, а добрая треть так и остается тайной за семью печатями. Ваше дело я причисляю к тем, которые совершенно непонятны ни для предполагаемых преступников, ни для обвинителей, ни для судей и публики. Что касается императора, то он сейчас слишком занят другими делами, чтобы спасать господ де Симёз, даже если бы те никогда и не замышляли его свергнуть. Но кто, черт побери, точит зуб на Малена? И чего от него хотят добиться?

Борден и г-н де Гранвилль переглянулись с таким видом, словно сомневались в искренности Лоранс. Эти сомнения были для девушки едва ли не самым мучительным среди множества несчастий, выпавших на ее долю. Ее взгляд, брошенный на защитников, положил конец их колебаниям.

На следующий день защитники получили обвинительный акт и смогли поговорить с обвиняемыми. Борден сообщил семье, что, выражаясь профессиональным языком, «все шестеро держатся прекрасно, как и подобает порядочным людям».

– Г-н де Гранвилль будет защищать Мишю, – добавил Борден.

– Мишю? – вскричал г-н де Шаржбёф, изумленный этой переменой.

– Он – основной фигурант дела, и в этом – главная опасность, – отвечал старый прокурор.

– Если наибольшая опасность грозит ему, ваше решение представляется мне правильным! – воскликнула Лоранс.

– Мы видим несколько направлений защиты, – продолжал г-н де Гранвилль, – и намереваемся тщательно их изучить. Если мы и сможем их спасти, то только благодаря тому, что г-н дʼОтсер поручил Мишю поправить одну из опор на дороге, проходящей по дну оврага, и что в лесу видели волка – все зависит от дебатов перед криминальным судом. Обсуждаться будут незначительные детали, но вы сами увидите, какое колоссальное значение они обретут.

Лоранс впала в состояние душевного смятения, которое особенно тяжело для людей думающих и активных, когда они понимают, насколько и мысли, и действия бесполезны. Речь больше не шла ни о свержении человека или правительства при помощи преданных людей, ни о фанатической приверженности своим идеалам, скрытым под покровом тайны: она видела перед собой общество, ополчившееся против нее самой и ее кузенов. Невозможно в одиночку взять тюрьму штурмом, невозможно освободить узников, когда ты окружен враждебным населением и находишься под неусыпным надзором полиции, наслышанной о дерзости арестантов, истинной или мнимой… Поэтому, когда молодой защитник, испуганный растерянностью этой благородной и мужественной девушки, выражение лица которой свидетельствовало о душевном оцепенении, попытался ободрить ее, Лоранс ответила так:

– Я молчу, страдаю и жду.

Ее тон, жесты и взгляд придали этой фразе величие, которому не доставало лишь театральной сцены, чтобы войти в историю. Но прошло несколько минут, и добрейший г-н дʼОтсер обратился к маркизу де Шаржбёфу со словами:

– А ведь я столько сделал ради моих несчастных сыновей! Я покупал государственные ценные бумаги, и теперь они могли бы получать порядка восьми тысяч ливров ренты! Пожелай они служить, их звания были бы выше прежних, и уже сегодня они могли бы выгодно жениться. Но теперь все мои планы пойдут прахом!

– Как ты можешь думать о выгоде наших сыновей, – сказала ему жена, – когда на кону их честь и жизнь?

– Господин дʼОтсер думает обо всем, – сказал маркиз.

Глава 18

Марту вводят в заблуждение