Тёмное прошлое. Пальмовый дневник каракала полиции

– А я совсем мало знаю. Только то, что Безвольная Лапка мне рассказала перед отлётом, когда покупала билеты. Я спросила, как ей удалось заработать столько денег-то, на рейс «Аистиным клином». А она вдруг зафыркалась, задрожала – я даже не поняла, смеялась она или плакала, – и ответила: «А я их не заработала! Это ты, медоедка, – порядочный, честный зверь. Но не все такие. Я, например, другая. Я на что угодно готова ради детёныша – даже на преступление». Я тогда спросила: «Откуда у тебя деньги? Что ты, Лапочка, натворила?» Она сказала: «Обещай, что никому не расскажешь: ни полиции, ни львам, ни даже моему Рики. Ни единому зверю на этой Земной Доске». Ну, я и пообещала…

Медея закрывает лапами морду и так продолжает. Как будто если того, кому выдаёшь свою тайну, не видно, его вовсе нет:

– Она сказала: «Эти кокоши у меня от одного преступного зверя». А я в ответ: «Наверное, этот зверь не такой плохой, раз он с тобой поделился, чтобы ты улетела». А Лапка опять зафыркала: «Он не собирался со мной делиться. Но я его приструнила. – Потом она оскалилась и добавила: – Мои зубы и мои когти – против его клешни».

– Ты спросила у Безвольной Лапки, как зовут того преступного зверя?

– Нет, полиции каракал. Я и так поняла, что это клешнекокошник, Пальмовый Вор. Я спросила её: «А ну как если Пальмовый Вор всем расскажет, что ты отняла у него кокоши?» А она ответила, страшно так: «Пальмовый Вор уже больше ничего никому не расскажет».

– Она поделилась подробностями? Что между ними произошло?

– Она больше ничего не сказала, но я поняла без слов.

– И что именно ты поняла?

– Да я всё поняла, полиции каракал, ещё даже до того, как нашли его оторванную клешню. Что Безвольная Лапка сначала просила рака отдать ей кокоши, но он «не хотел делиться». И тогда она его «приструнила». То есть ради этих кокош его… укокошила. Чтоб купить билеты и улететь.

– А кокоши она тебе показала?

– Ну, не то чтобы она мне их специально показывала. Но она при мне заплатила целую груду кокош за билеты для себя и для Дрожащего Хвоста. У неё тогда одна кокоша упала и укатилась, а я подняла и ей подала. И пока я ту кокошу держала в лапе – почувствовала, что она недоделанная: на ней только продольные волокна были уложены, без поперечных. Бедный рак, он даже не закончил свою работу!..

– Тебе жалко рака, Медея?

– Конечно, полиции каракал.

– Почему же ты раньше не сообщила мне всё, что знала?

– Так ведь рак уже сдох, чем же ты могла бы ему помочь, если б я рассказала?

– Если б ты рассказала, я могла бы восстановить справедливость! Я – полиции каракал! Почему ты не рассказала?!

– Так ведь именно потому и не рассказала, что ты – полиции каракал, а моя подружка Безвольная Лапка, выходит, преступница… А подружку мне тоже ведь жалко было. И жизнь к ней тоже несправедлива.

– А покупка билетов за фальшивые кокоши у «Аистиного клина»? Это разве справедливо по отношению к аистам-перевозчикам? На твоих глазах она это делала, и ты это допустила!

Она смотрит в песок.

– Допустила, полиции каракал. Эти аисты за билеты берут втридорога, от них не убудет. А Безвольной Лапке очень нужно было лететь.

– Почему она, по-твоему, так хотела улететь, что даже пошла ради этого на убийство?

– Она очень за Дрожащего Хвоста опасалась.

– Почему, она говорила?

– Нет, она не говорила о прошлом. Говорила только, что выбраться из Дальнего Редколесья – это вопрос их жизни и смерти.

– Почему, как ты думаешь?

– Ну, теперь чего думать. Теперь-то все говорят: она суслик, а Рики сурикат. Значит, Дрожащий Хвост – детёныш от межвидового брака. По законам Дальнего Редколесья такой детёныш не имеет права на жизнь.

– А ты сама считаешь…

Она вдруг перебивает. Всегда такая кроткая и безропотная, сейчас медоедка почти кричит, и шерсть на её тусклой серой спине стоит дыбом:

– А я сама считаю, что законы Дальнего Редколесья – ужасные, несправедливые, зверские! Вот что я считаю! – Она протягивает мне дрожащие лапы. – Можешь теперь меня опять арестовывать, полиции каракал! За покрывание преступления и за злые мысли против Дальнего Редколесья! Надевай на меня налапники.

– Я не собираюсь тебя арестовывать, медоедка Медея. Я сама считаю, что законы Редколесья – несправедливые. У меня самой злые мысли.

Она смотрит на свои лапы, как будто не узнаёт. Потом они опускаются – как будто сами по себе, а не по её воле. Безвольные лапки.

– А ещё, полиции каракал, – впервые за разговор Медея смотрит мне прямо в глаза, – я считаю, это не важно, суслик там она или кто. Всё равно она подруга моя. И ты моя подруга. Хоть ты полиции каракал, а она преступница. Вы две мои подруги любимые.

Не дожидаясь ответа, медоедка разворачивается и уходит, шаркая лапами по песку.

Вечер 7-го дня ярбакед, в который объявляется всеобщая охотничья стойка

18:15

Показания медоедки не впечатлили львов.