– Что ж, я опытная медсестра, но за двадцать лет так и не смогла найти работу на Тасмании. Работала в Варандайте, штат Виктория, между сменами летала домой. У меня семья – муж, дети школьники, можете себе представить? И не я одна такая, мы, медсестры, возмущались, требовали, а нам предлагали переквалифицироваться. Сейчас я, по крайней мере, постоянно с семьей.
Когда они вернулись в гостиную, Нора, чуть смущаясь, попросила:
– Еще минутку Грэйси. Видите ли, мое решение усыновить этих детей неизменно, но нужно трезво смотреть на вещи – я не знаю, сколько мне еще придется прожить. Моя болезнь может вернуться через год, через двадцать лет, может вообще не вернуться, я живу с этим уже почти четверть века. В материальном отношении дети будут обеспечены, об этом даже разговора нет, но в своем завещании я хотела бы назначить им законных опекунов. Лариса… Если честно, я не знаю, что с ней будет после такого потрясения. И если вы…
Она запнулась, и Грэйси понимающе кивнула.
– Я согласна. Но вы должны учесть, что у Сэнди есть еще и родной брат. Правда, он живет в России.
– Брат? – удивилась Нора. – Но ведь он погиб?
– Жив, Сэнди нашла его за день до того, как они расстались с Родериком. Как раз тогда она перестала вам писать, поэтому ничего и не сообщила. Думаю, у нее в тот момент началась сильная депрессия.
– Бедная моя девочка.
Боль сдавила горло Норы, но усилием воли она запретила себе расслабляться – нельзя было думать о грустном. Печальные мысли губительны для нервной системы, теперь же ее здоровье и все отпущенные ей на этом свете дни принадлежали детям Родерика и Сандры.
– Сэнди не могла понять, почему ее тетка так поступила, – продолжала Грэйси, – сообщила им с Ларисой, что Денис и остальные убиты, а в Москву написала, что Лариса и Сандра погибли в катастрофе на железной дороге.
– Ольга Нортон? Странно.
– Я тоже не могу этого понять, – Грэйси пожала плечами, – мне один раз пришлось с ней беседовать, она показалась мне вполне адекватной женщиной.
Нора нахмурилась. В отличие от матери и Родерика она всегда старалась подавлять свою неприязнь к Ольге – потому, возможно, что та была матерью горячо любимых ею Тэдди и Лили. Но теперь в памяти у нее вдруг встали слова Дэвидсона.
– Пожалуйста, Грэйси, – повинуясь неосознанному порыву, сказала она, – не сообщайте никому и ничего о том, что здесь произошло. Дети будут мною усыновлены, никому не обязательно знать, что это дети Родерика и Сандры. Тем более, что они так и не сообщили никому о своем браке.
– Вы могли бы меня не просить, Нора, молчание мне предписывает моя профессиональная этика. Дедушка знает, я попрошу его молчать, но брату Сэнди необходимо сообщить. Не знаю даже, как написать, – неожиданно жалобным голосом проговорила Грэйси, – Сэнди позвонила ему, когда родила. И мне тоже – я говорила с ней и с Родериком. Но после всего этого… Лариса была не в состоянии с ним связаться, придется мне… Не знаю, как вы думаете? Что я должна ему сообщить?
Поднявшись, Нора легко подошла к девушке, обняла ее за плечи и, заглянув в полные слез глаза, поцеловала в лоб.
– В этих случаях обычно советуют щадить чувства близких, – мягко проговорила она, – возможно, это и правильно. Но будь это моя сестра, я хотела бы знать правду. Всю.
Денис плакал. Горько плакал, лежа на диване и уткнувшись лицом в подушку. Сергей Денисович накапал в стакан валокордину, разбавил водой и принес внуку.
– Выпей, Дениска.
Оттолкнув руку деда, Денис сел, лицо его исказилось от гнева.
– Как! – закричал он. – Как она могла так поступить! Не подумала о своих детях, о маме. Мама! Сколько лет она прожила в аду, считая меня мертвым, и теперь…
Тяжело вздохнув, Сергей Денисович опустился на диван рядом с Денисом.
– Когда погибла твоя бабушка Ксения, – глухо сказал он, – у меня тоже была такая мысль – уснуть и никогда больше не проснуться. Но рядом был твой папа, он был совсем молод, вне себя от отчаяния, я должен был думать о нем. И я остановился. Но у меня уже седели виски, я был умудрен опытом жизни, а Сашенька была совсем еще молода. Она не сумела справиться с отчаянием. Не будем винить ее, родной. Выпей.
Зубы Дениса лязгали о край стакана, он сделал глоток и вернул деду.
– И я ничего не могу сделать, дед! Не могу поехать в Австралию, позаботиться о маме, позаботиться о племянниках! У меня нет денег даже на билет, а визу не оформят, если на счету нет определенной суммы. Я чувствую себя полным ничтожеством!
– Подожди чуть-чуть, мой мальчик, все образуется. Пока напиши этой девочке – Грэйси, кажется? – напиши ей, поблагодари, попроси держать тебя в курсе событий. Кажется, она очень хорошая девочка, добрая.
Читая деду ответ Дениса, Грэйси не удержалась – заплакала.
– Этот парень неплохо знает английский, – только и заметил со вздохом старый Бен.
– Да, дедушка, – шмыгнув носом, согласилась Грэйси.
– Одно я тебя попрошу, детка: если тебе когда-нибудь взбредет в голову поступить, как этой твоей подружке Сэнди, вспомни, что у тебя есть старый дед.