Теория бесконечных обезьян

– Я. Хочу. Понять. И ты тоже хочешь, я знаю. Они не могут ее найти, ведь правда?.. Ту девицу из подъезда. Они и не смогут, просто потому что ищут иголку в стогу сена. Проходи она по каким-то делам – было бы как два пальца. Но она, видимо, чистая.

– Никто даже не уверен, что она убийца. И что заходила именно к Варе.

– Консьержка сказала: девица просилась «к подружке, на четвертый». На четвертом живут в двух других квартирах дедок с собакой и молодой отец с двойней, ребенок один двухлетка, второй – мальчик-школьник. «Подружкой» могла быть только Варька.

– Допустим. Но к чему ты ведешь?

– Если она и не убийца, она что-то знает. И так или иначе, ни хера Варьке не друг, иначе дала бы хоть какие-то показания, не стала бы прятаться. Ее нужно найти.

– И еще раз: к чему ты? Как ты будешь ее искать?

– Я не буду. И ты не будешь. А вот мы – будем. Просто это немного… неэтично. А кто-то даже скажет, что это пиздец.

Он говорит. Говорит. И говорит. Когда замолкает, я горько усмехаюсь.

– Жень. Это он, пиздец. Даже статья вроде есть. И руководство, скорее всего, будет против. Не говоря уже о…

– С господином полицаем я поговорю. А говорить ли с советом директоров или проявлять инициативу на свой страх и риск – сам решай.

Такое не решишь. Я смотрю в пустую чашку и вижу в кофейном осадке острое, усталое, злое лицо. Девица с глазами «шныр-шныр»…

– Женя, это, скорее всего, даже и не поможет.

– Зато у нас будет много-много дополнительных шансов. А вдруг?

Опять – теорема… нет, уже целая теория бесконечных обезьян, но на этот раз каждой на голову надели фирменное кепи Холмса.

– А если это ее только спугнет?

– Судя по тому, что на нее ни одной наводки, она и так вспугнута по самое никуда.

– Жень…

– Я Варьку очень люблю и никому не прощу, – обрывает он. – А ты?

А я без тебя забуду скоро, что вообще такое «любить», Варь. Сотрется само слово, и ни одна обезьяна из все тех же бесконечных, из все той же теоремы его уже не восстановит. Будут разные наборы одинаковых букв, но в другом порядке и без смысла.

– Смотри. Вы не будете – я так и так буду, поэтому с Шухариным все равно поговорю.

– Он вряд ли даст тебе добро. Его раком за это поставят, они так не делают.

Да что там, такого розыска я не видел ни в одном детективе. То, что Джуд предлагает, так же абсурдно, как бо́льшая часть содержимого его головы, а еще это очень непрофессионально – с чьей стороны, нашей или ментовской, ни посмотри. В некоторой степени, зная психологию толпы, это опасно. Но он уперся. Я вижу, он уперся. Больше не может сидеть без дела.

– Они не делают. А он – сделает. Ладно. Думай. А мне и вправду пора валить.

Джуд встает и кидает последний крайне обиженный взгляд на чашку с латте. Хрустя суставами не хуже меня, потягивается, затем обходит стол.

– Звезду-то нашел? Варька все новых авторов хотела…

– Нет звезд. Тускло на нашем небосклоне.

– Ну, ищи. Удачи. Позвоню, как пообщаюсь с нашими любимыми-родными органами.

Как бы потом они не пообщались с тобой, Жень, и уже не так добродушно.

Я выпроваживаю его и беседую с Диной – долго беседую с Диной. Ей я доверяю, даже могу передать часть услышанного. Динка юная. Храбрая. И Динка с совестью, как «Дима».

– Надо соглашаться, – говорит она. – Вдруг поможет? А Горыныча пока не посвящать.

Горыныч – это Ивашкин, Кондинский и Гречнева, наш совет директоров. Участковый, агроном, повариха. Поскольку по отдельности мы их практически не видим, так и прозвали – Горынычем. Толстенький трехголовый змей, сидящий на корпоративных деньгах и утверждающий все наши решения. Змей не так чтобы злобный, но все же…

– Если органы все согласуют, – продолжает Динка, – потом можно будет соврать, что не наша инициатива, а их, а мы побоялись отказать. А если нет…

– Что – если нет?

– Если нет, то в случае чего нас обоих и на другую работу возьмут. Конкуренты. АСТ, например. У вас портфель хороший, а я молодая.

Люблю ее. За здоровый и реалистичный оптимизм.

– Хорошо, Диныч, подумаю. А еще слушай… Валя как придет, попроси ее мне книгу пробить и автора. Общественное достояние. Морган Робертсон. «Тщетность». Будем ставить в «Классическую неизвестность».

Динка склоняет голову к плечу.

– А про что? Какой-нибудь мрак на тему «Тщетно бытие»?

– Мрак. Но на другую тему.

– На какую? Откуда эта книжка?

– Диныч… Давай ты сама почитаешь о том, как тонут корабли. Мне работать надо.

Работать. А не разбиваться об айсберги с «Титанами» и «Титаниками». Ткань реальности уже порвана, точно так же как их стальная обшивка. В брешь заливается ледяная морская вода.