Не Цветаева, а якобы гимн богине Исиде. Наверняка в 2005-м Варя еще вела днявочку, где размещала мрачные стихи, плодила блестящие картинки и характеризовала себя словами «загадочная личность с тысячей реальностей в голове». Многие давние знакомые Жени вели себя так же, а гимн (скопированный из книги Паоло Коэльо, который тоже непонятно где его добыл) у кого только в эпиграфах не мелькнул. Увлечение вырвиглазно-готичными блогами на заре интернета было как чума: не пощадило никого, а после себя оставило нескончаемые трупные ямы брошенных страниц. Ну и некоторые… реплики, переползшие в живую речь.
– М-м-м… Может, я подпишу договор – и по коктейлю? – с ходу предложил Женя.
Варя открыла рот, но ее опередили:
– А своего главного редактора ты не позовешь, пионер? – Г-н Черкасов задумчиво побарабанил по столешнице пальцами. – А я тебе хотел аванс за следующую книгу предложить и роялти поднять…
– Хозя-я-и-ин! – Женя молитвенно сложил руки. – Прости, прости грешного Добби!
Он уже достаточно выучил издательский язык, и слово «роялти» было у него любимым. Да и в настроении Павла Женя начал более-менее разбираться, по-своему проникаться этим бизнес-мамонтом. Классный все-таки, жаль, что постоянно замороченный, закопанный в книжки, отстраненный… а тут вдруг ожил. Пить впервые просится! Совсем как…
Впрочем, другая знакомая личность того же возраста никогда никуда не просилась. Наоборот, если ей вдруг что-то было надо, эта личность тащила за собой на неодолимом харизматическом аркане. Пример для подражания, который запретил себе подражать… Нет. Павел другой, только вот усмешка – усталая, настороженно-ироничная – иногда похожа. Женя тряхнул головой, отгоняя идиотическую улыбку, и без колебаний пошел на попятную:
– Да конечно зову! И раз такое дело, даже угощаю.
И они пошли. И с того дня так было очень часто. Очень долго.
А теперь закончилось.
– Голова боли-ит.
– Сам виноват.
От некоторых улыбок хочется жить, от некоторых – немедленно сдохнуть. От этой – скорее первое, по крайней мере сегодня, и даже не так важно, что у ее обладателя закончился кофе. И чай. И сахар. А у самого Жени закончился внутренний ресурс окоченения, позволявший раз за разом почти безболезненно резаться словами «Варька умерла». Больно было, только когда узнал. К похоронам попустило – а тут нате, опять кроет. Буря. Мглою. Может, это как-то было связано со сдачей рукописи, для которой пришлось мобилизоваться и отвлечься; может, со скорой сессией у студентов; может, с чем-то еще. Маленький ослик самообладания устал: ножки подогнулись и разъехались, со спины свалились все кувшины.
Но сидеть среди разлитого вина и черепков больше нельзя.
В чужой квартире светло – она на южной стороне. Забавный казус: обитатель-то ее – личность нордическая. Вон как смотрит, сцепив узловатые, шрамами рассеченные пальцы на столе. И все же впустил среди ночи, потому что ноги только сюда и принесли. Теперь улыбается. Дома Жене не улыбались давно, разве что сестра Юлька – изредка, робко, у кого-то воруя эту улыбку, будто последний сыр из холодильника. В отражении – тоже не улыбаются: Евгений Джинсов улыбается лишь глазами, хотя автор бестселлеров Джуд Джокер иногда расщедривается на что-то потеплее, поадекватнее, посоциализированнее. Но только на камеру. Когда на очередном Что-то-коне обнимает косплеершу, утянутую в черный сюртук дворецкого Бладенса Кройслера; когда заглядывает в глаза кому-то, кто протянул открытый на титуле томик, и спрашивает: «Как вас зовут?»; когда, раскинувшись за выставочным столом, сообщает залу и ведущему: «Не, Минздрав не рекомендует быть
Сейчас у Жени с улыбками неважно. Ведь не надо ничего изображать.
– Второй раз за неделю являешься такой. Прекращай.
– Да я прекращаю… – Собственные волосы на ощупь как солома, куревом пахнут, ерошить их неприятно. Но чужая рука, протянувшись через стол, делает это: зарывается медленно, осторожно – и до электрической дрожи. – Согласитесь, тут я пил хотя бы с интересным продолжением и в интересной компании.