Меня часто спрашивают, почему я не пишу авторам отказов. У нас так принято – связываться, только чтобы предложить договор. Не давать ложных надежд, даже на пару секунд, пока маячит в ящике неизвестное письмо от издательства такого-то.
Лучше ли оставлять человека в безвестности? Будь я сам писателем и жди письма от какого-нибудь высоколобого кретина, я, наверно, ответил бы отрицательно. Но я не писатель и считаю, что лучше неизвестность, чем разочарование. Если автор ценит свой текст настолько, что прислал его издательству с довольно высокой планкой качества, я ему не швейцар, указывающий на дверь. Каждый заслуживает этого простого права – верить в себя, надеяться на лучшее и продолжать искать дорогу. Даже те, на чьи работы я бездарно потратил кусок утра и треть прошлогоднего ежедневника. Увы, за любым «у нас, к сожалению, нет подходящей серии»; «портфель переполнен» и даже «у вас слишком высокий уровень для этой ниши» сквозит одно: «Мы в вас не верим. Мы не станем из-за вас рисковать нашими кровными. Вы нам не нужны. Нам и без вас хорошо». А некоторые – не мои коллеги, но знаю таких – любят по тексту и автору еще и проехаться. Один кадр даже выкладывал в блоге цитаты из отвергнутых авторов, звал это перлами. А ведь нечестно это – шатать чужую веру. Почти так же, как бульдозером разрушить чужой дом от стены до стены. Оставить жильцов в клубящейся пыли – кого в тапках и халате, кого с ребенком на руках, кого на унитазе… Разрушение – слишком большая ответственность. Обескровленному нужно что-то дать взамен. А если нечего?..
Варино наследство мне не нужно. Для тех, кто заслуживает издания, у нас и так найдутся деньги. Мы рискуем часто. Мы открыли много имен и откроем еще. Я говорю «мы»… а слышу свой вопрос жизни и смерти. Все громче. Жень, прости.
Возможно, я такой же, какими воображаю авторов, не получивших от меня писем. Возможно, я просто боюсь узнать что-то лишнее о кровавом нимбе, и о трепещущих занавесках, и о девушке, сбежавшей откуда-то, где ей было очень плохо, и взлетевшей на четвертый этаж старого дома в Шуйском. Возможно, поэтому я и не знаю, хочу ли, чтобы Дмитрий Шухарин сказал Джуду «да» на каком-либо из уровней. Тебя же нет, Варь. В чем смысл? Тебя больше нет, и тебе все равно. Не будь все равно, ты бы преследовала меня, наверняка преследовала бы, и я бы тебя узнал, хотя мы и не условились о кодовых словах, как Гарри и Бэсс Гудини. Но, может, ты, зная, что мне нравится эта байка, дала бы знак именно той строфой? «Розабель, моя Розабель».
А впрочем, может быть, призраки не поют.
Шесть.
Пять…