Теория бесконечных обезьян

Ретроспектива

День Джокера

При первой встрече он поцеловал Варю в шею – просто не удержался, хотя годами отучал себя от таких вот души разнузданных порывов. А как удержишься? Когда идешь ты, весь sparkling, нет, летишь, свободный как альбатрос-холостяк. И только-только написал умопомрачительный доклад, и закончил крышесносный роман, и на улице бушует морожено-черешневое лето. И вот ты видишь тонкое-звонкое создание с прекрасным белым каре, в голубой футболке и джинсах в облипку. Создание уселось за стол, склонилось над договором и ведет беседу с редактором – он так увлекся, что в упор ничего не видит. Ну а то самое каре – у Жени после «Криминального чтива» фетиш на подобные прически – как раз упало вперед…

– Ой!

Дивная незнакомка дернулась испуганно, а вот развернулась уже грамотно: смогла бы, как собиралась, смачно и метко заехать ногой куда надо, если бы Женя вовремя не отпрянул. Была бы в полном праве, это же все про нарушение личных границ, которые надо, надо защищать. Но Женя, разумеется, успел отпрянуть – и, изобразив галантный поклон, протянул:

– Ну приве-е-ет и сразу прости. Настроение такое, а мы тут вроде все свои… Как нас зовут?

– Нас, – произнес вместо своей ненадолго онемевшей дамы г-н Черкасов, и многообещающе хрустнула в его пальцах шариковая ручка, – зовут Павел и Варвара. Привет, Жень. Ты рано. И держи-ка ты в узде своего внутреннего демона.

Внутренний демон ехидно захихикал, но Женя не стал пока уделять ему внимание.

– Павел и Варвара! – Ну правда, настроение было просто заебись, и ассоциации плодились пачками. – Офигеть. Звучит совсем как Петр и Хавро… Феврония!

Светило издательского дела зарычало, а вот его дама неожиданно прыснула – хорошо так, бодро. Она вообще быстро перестала сердиться, только волосы теперь яростно приглаживала, стараясь закрыть к шее любой несанкционированный доступ. Ноготки походили на миндаль не только формой, но и самим маникюром, а глаза какие… интересного оттенка, колеблющегося между оливковым, песочным и охрененным.

– Правда, извини. – Посмотрев в эти глаза повнимательнее, Женя таки пнул демона. – Я пока заканчиваю книги, дичаю, меня потом надо обратно перевоспитывать, и так каждый раз.

Дама – ей удивительно это слово подходило, хотя типаж был скорее «Деточка, никакого пива, раз нет паспорта!» – помедлила. И вдруг глухо, будто тайная радистка, откликнулась:

– Знакомо.

Тут же она потупилась, так спешно, что слово впору было принимать за мираж.

– Варь, это Женя… – осторожно представил его г-н Черкасов, через стол подтягивая к себе подписанный договор. – Ну, Джуд Джокер, вы точно о нем слышали. Он автор нашей подсерии «Позовите дворецкого», хозяин Чайного мира. У него тоже скоро выход.

– Надеюсь, не в окно, – не без изыска сострила Варя, вскинув взгляд так же неожиданно, как спрятала его. – А то могу обеспечить.

Женю она разглядывала задумчиво, но адекватно: как человек, а не как самка богомола. Правда, слишком пытливо, пожалуй. Взрослый, мирный, чуть усталый взгляд: «Знаю я все твои ходы, веник в унитазе, давно записала». И это ее «Знакомо»… загадочная особа.

– А ты чего духами не пахнешь? – думая ее поддразнить, спросил он и шмыгнул носом. Павел схватился за голову так, что взлохматил свои седеющие патлы. Наверное, во времена его молодости люди знакомились не так.

– Ненавижу духи, – отрезала Варя колко, будто духи ее обидели сильнее всего прочего.

– А поцелуи? – напирал Женя, но Варя не повела и бровью.

– С этим получше. Только никаких лишних слюней. По моей шее будто слизень прополз. Горячий такой.

– Ты мне нравишься, – безапелляционно заявил Женя. – Нет, серьезно.

Ему всегда так было проще – без извивов и изъебов. Нравится – и нравится, в каком смысле – время покажет. Вообще «нравишься» – слово хорошее, потому что вроде подтекстов много, а вроде ни к чему не обязывает и ничем не напрягает. Почаще бы люди признавались друг другу в «нравишься»: это лучше, чем в любви. Вдохновляет и не грузит.

Вот только Павел что-то поднапрягся, даже ноздри раздул.

– Ты ж совершеннолетняя? – осторожно уточнил Женя, ища самые очевидные причины и сокрушительно промахиваясь. Сколько ни учись шуршать и шебуршать в душе человеческой, иногда остаешься слегка тормозом и на лету не ловишь.

– В каком-то смысле я древнее всех твоих вампиров и эльфов, – отозвалась Варя и принялась цитировать: – «Ибо я первая, я же последняя, я почитаемая и презираемая…» [18]

– Ага-ага, «поклоняйтесь мне вечно, ибо я злонравна и великодушна», – легко подхватил он под недоуменный вопрос Павла: «Это что, молодежь? Цветаева, неизданное?»

Варя уважительно хмыкнула.