Теория Блума

Эпоха образцовой виновности

Человеку не дано решать, будет он сражаться или нет, он может лишь выбрать сторону. В нейтралитете нет ничего нейтрального, более того, это самая кровавая сторона. Разумеется, Блум – и тот, кто стреляет, и тот, в кого попадают пули, – не виноват. В конце концов, не поспоришь, что он себе не принадлежит, что он – лишь запчасть главного Спектакля, где сущности его отведено строго определённое место. Разве сам он выбрал жизнь в этом мире, построенном и существующем по воле автономной общественной целостности, от которой он с каждым днём всё больше отдаляется? Что ещё остаётся этому растерянному лилипуту, столкнувшемуся с Левиафаном рыночной экономики, кроме как говорить на языке спектакулярного оккупанта, есть с рук Биовласти и принимать посильное участие в порождении и возрождении ужаса? Блуму бы хотелось воспринимать себя как чужака, как постороннего по отношению к самому себе. Но такая оборонительная позиция лишь вынуждает его признать, что и сам он – живая частица себя, способствующая отчуждению всего его существа. Ну и что, что ни один из поступков Блума нельзя вменить ему в вину, на деле он всё равно отвечает за собственную безответственность, против которой ему постоянно предлагают выступить. Поскольку он согласился, пусть даже через отрицание, быть лишь предикатом своего существования, он

объективно становится элементом власти, и сама его невинность представляет собой образцовую виновность. Человек, воплощающий конченый нигилизм, человек-«а зачем?», идущий под руку с человеком-«а я-то тут что могу?», напрасно верит в собственную полную безгрешность, которая основана на том, что он ничего не сделал и ни один человек его не осудил.

Джорджо де Кирико. Беспокойные музы

Ведь есть судебные инстанции выше человеческих, и именно они неумолимо казнят одержимых Мировым Духом. Даже Спектакль – и тот вынужден согласиться, что в наши времена все люди в равной мере вовлечены в его необратимое преступление, поскольку он сам регулярно докладывает, что убийца был «ничем не примечательным человеком» или «обычным школьником». Но если перед лицом угрозы власть ещё может признать собственную вину, она ни за что не возьмёт на себя ответственность, даже если за это ей обещано помилование на Weltgericht[31].

Псевдопарадоксы полицейской мысли

Комиссар Люсьен Бюи-Тронг (партия интеллектуалов, секция: Высшая нормальная школа Фонтене, подсекция: Управление общего осведомления, атташе отдела «Города и пригороды») заявила газете “Le Monde” (вторник, 8 декабря 1998): «В последнее время я неоднократно сталкивалась со случаями, когда кто-то поливал чужой порог бензином и устраивал поджог. Вы представляете, к каким последствиям это может привести? Насильственные действия в отношении частных лиц происходят чаще, чем насильственные действия в отношении учреждений». Однако ж индивид и есть буржуазное учреждение, да ещё и такое, в котором объединены они все. Иначе кому придёт в голову его поджигать?

Как доказывают истории операторов, обслуживавших газовые камеры в Освенциме, «страх перед ответственностью сильнее не только голоса совести, но и, в некоторых случаях, даже страха смерти» (Арендт, «Общественные науки и концентрационные лагеря»). Но это не меняет дела, суть которого можно изложить гораздо более последовательно: если в мире раздаются лишь немые вопли теперь уже повсеместной рабской тирании, если бессовестность ЛЮДЕЙ дошла до того, что уже звучат заявления о подчинении Духа зоократическому режиму голой жизни, тогда простейшее сюрреалистическое действие обусловлено не чем иным, как древним призванием к тираноубийству.

Homo sacer[32] («Однажды посыплются снаряды, и мы наконец поверим в то, что отказывались признавать, а именно в то, что слова обладают метафизическим смыслом», бРис Парен, «Муки выбора»)