Теория литературы. Проблемы и результаты

Новоевропейская критическая мысль пересмотрела риторическую концепцию стиля. Литературный стиль по-прежнему стараются трактовать как содержательный, смысловой фактор, а не просто внешнее украшение речи; но содержанием считают теперь уже не готовую, заранее данную тематику (предметы, сюжеты), а интеллектуальное познание мира – оно сделалось новым критерием стиля. Примером может служить получившая широкую известность «Речь о стиле» Бюффона (1753), определяющая стиль как инструмент для лучшего уяснения мысли. Познание трактуется здесь как дискурсивное, основанное на логическом рассуждении, а не на откровении и даже не на наблюдении природы (хотя сам Бюффон был знаменитым естествоиспытателем). «Стиль есть не что иное, как порядок и движение мыслей»[258], а всякое нарушение стиля обличает изъяны логики; у допускающих такое манерных авторов «стиля нет или, если угодно, у них есть всего лишь тень стиля»

[259]. Таким образом, Бюффон в духе монистической концепции стиля различает собственно стиль, ясный язык мысли, и бесстильный, то есть путаный дискурс: их оппозиция не эстетическая, а гносеологическая.

В речи Бюффона новую трактовку получает и плюрализм стилей: он обусловлен уже не предметом, а личным творческим вкладом автора. Знаменитую фразу Бюффона «стиль ‹…› – это сам человек»[260] сегодня часто понимают в смысле разнообразия индивидов: «сколько людей – столько и стилей», «у каждого человека свой стиль». На самом деле логика Бюффона иная: конкретное содержание дискурса, например научные идеи, представляют собой безличный материал для творческой работы, они могут быть адекватно переняты одним автором у другого и даже более успешно развиты им; подобно поэтическим образам по позднейшему высказыванию Виктора Шкловского, они «ничьи», «божьи»[261]

. Все это, продолжает Бюффон, не принадлежит самому пишущему человеку, а вот стиль – «это сам человек». Исторически такая идея отражала юридические «споры о копирайте», развернувшиеся в XVIII веке: их участники приходили к выводу, что право интеллектуальной собственности может распространяться не на содержание текста (идеи, высказанные одним автором, далее принадлежат всем, являются общественным достоянием), но лишь на его форму. А в терминах позднейшей философии и филологии можно заключить, что стиль в понимании Бюффона – это внутренняя форма мысли, способ ее построения и высказывания (см. ниже, § 26). В этом смысле стиль характеризует поэтическую функцию высказывания по теории Якобсона (см. § 7), он равен уникальной форме его «сообщения». Поскольку же истина едина, а стиль тесно связан с ее познанием, то в конечном счете он тоже един – много лишь подходов к нему, каждый автор по-своему вырабатывает в принципе один и тот же стиль.

В дальнейшем критика окончательно разделила монистическое и плюралистическое понимание стиля. Монистическую концепцию чаще высказывают писатели, рассуждающие о творчестве: для них стиль – это идеально совершенное состояние языка, которого они добиваются. Флобер в своих письмах не раз употреблял выражение «заниматься стилем» (faire du style) в смысле «заниматься литературным творчеством» и видел в стиле своего рода магическое средство для воссоздания реальных вещей. Гёте определял стиль (скорее, впрочем, в изобразительном искусстве, чем в литературе) как высшее познание действительности, диалектический синтез объективного «простого подражания» и субъективной «манеры»:

Если простое подражание зиждется на спокойном утверждении сущего, на любовном его созерцании, манера – на восприятии явлений подвижной и одаренной душой, то стиль

покоится на глубочайших твердынях познания, на самом существе вещей, поскольку нам дано его распознавать в зримых и осязаемых образах[262].

В XX веке продолжением этой традиции выступают различные теории классического стиля, по отношению к которому все прочие стили расцениваются как отклонения, деформации или даже декадентское вырождение. При этом обычно предполагается, что классический стиль несет в себе высшую истину о мире, идеальное равновесие духа, гармонию субъекта и действительности. Поздним выражением такого воззрения можно считать амбициозный труд советских теоретиков «Теория литературных стилей»[263].