The Monster Always Returns: American Horror Films and Their Remakes

В фильме 2003 года нет семьи, которая могла бы послужить контрпримером, и даже нет угасших семейных уз, которые связывали Салли, Фрэнка Лина и их умершего дедушку в фильме 1974 года. Тем не менее, в фильме утверждается представление о традиционной, или нормальной, семье, выраженное в основном через Эрин. Эрин не только уговаривает своего парня жениться, о чем в фильме 1974 года речи не идет, но и настаивает на уважительном отношении к мертвому автостопщику, потому что у нее (автостопщика) тоже есть семья. Смерть Кемпера (который, несмотря на другие свои недостатки, действительно носил обручальное кольцо) приостанавливает ее планы на замужество, но на этом приверженность Эрин семье не заканчивается. В кульминации фильма она рискует своей жизнью, чтобы забрать маленького ребенка, похищенного семьей убийц, и тем самым создает свою собственную нуклеарную семью и берет на себя ответственность как (суррогатная) мать. В итоге модель нормальной семьи Эрин одерживает верх над чудовищной семьей шерифа и Кожаного лица. Если в фильме 1974 года нормальная семья пришла в упадок и распалась, что символизировала семья Хардести, то в версии 2003 года она подтверждается действиями Эрин. Кроме того, когда группа чудовищных деревенщин больше не является единственной моделью семьи, становится трудно интерпретировать их как критику репрессий, присущих всем семьям, как это, например, сделал Боулд для фильма 1974 года. Кроме того, приверженность Эрин традиционной семье может быть воспринята как регресс к реакционным гендерным ролям, что нивелирует ее возросшую самостоятельность (Lizardi 121).

Семья - не единственный институт американской жизни, получивший в ремейке большее признание. Техас в оригинале - это беззаконная пустыня, в которой практически нет следов какой-либо власти. В ремейке, напротив, есть два примера правоохранительных органов: шериф из закадрового видео, который представляется обеспокоенный профессионал, и, конечно же, чудовищный шериф Хойт. Хотя существует большая вероятность того, что Хойт - притворщик, в фильме нет доказательств этого, а присутствие коррумпированных местных шерифов также соответствует стереотипам глубинки, навеянным урбанией.¹⁵

В любом случае ремейк представляет сотрудника правоохранительных органов как главного оппозиционера, внятный аналог более звериного Кожаного лица. Слияние семьи каннибалов и морально коррумпированных институтов в одно чудовищное образование обладает определенным радикальным потенциалом; в конце концов, основополагающие институты американской жизни изображены как чудовищные. Однако, как и в случае с семьей и Эрин, фильм уравновешивает этот потенциал документальным фильмом о вшах и непоколебимой верой Эрин в закон и мораль. В то время как Эрин не получает никакой помощи во время основного сюжета, документальный фильм в кадре доказывает, что полиция занимается этим делом и закрыла дом. Несмотря на то что Кожаное лицо не удается сдержать, развязка не достигает апокалипсиса, присущего фильму 1974 года.

Социально-исторический контекст чудовищной семьи в фильме 2003 года несколько снижен. Хотя аспект классовых различий все еще присутствует, как и настроения урбаноидов по отношению к белым сельским жителям, роль техасской мясной промышленности в основном вычеркнута из истории семьи.¹⁶ Если семья 1974 года может быть истолкована как жертва модернизации и экономических трудностей, то их коллеги 2003 года указывают лишь на отчуждение и отсутствие сочувствия к их детям-инвалидам. Поэтому трактовка каннибализма как результата или симптома капитализма (ср. Вуд 91-92) несколько менее реальна, поскольку экономические факторы полностью отсутствуют в тексте. Заявление Люды Мэй "Я знаю таких, как ты [Эрин]" может быть истолковано как выражение классовой неприязни, легко вписывающееся в рамки урбаноида, но недостаток информации затрудняет дальнейшие выводы. Как ни странно это звучит, фильм 2003 года предлагает объяснение, почему семья поступает так, как поступает; таким образом, они представляют собой чудовищного, если не сказать непостижимого Другого.