В своё тайное убежище я отправился только ночью, хорошо подготовившись. Из садового сарая в чулан была тайком пронесена старая совковая лопата без ручки, из тёткиных подсобок — щётка-швабра, а из кухонного крана — запас воды в пластиковых бутылках.
С лопатой, пусть даже без ручки, работа пошла намного веселее. Чтобы не марать одежду, я снимал и откладывал её в сторону — погода в том странном месте была непривычно тёплой для британца. Отработав многочасовую смену и дождавшись отката кольца, я с опаской перешёл к себе в чулан, но обнаружил, что в Литтл-Уингинге прошёл лишь один час из восьмичасовой добропорядочной ночи.
Ещё через час я перешёл в Замок, прихватив с собой старый механический будильник. Ну, то есть Дадлику его подарили абсолютно новым и исправным, но через два дня он уже валялся в мусорнике с отломанной ножкой, разбитым стеклом и отсутствующим ходом. Наверное, подаренный будильник в какой-то момент остановился, Дадли попытался его «починить» ударами о пол, но быстро попортил товарный вид и выкинул. Функциональная замена ножке легко отыскалась в дядином гараже, без стекла вполне можно жить, а ход восстановился, стоило только завести часовой механизм. Теперь оставалось никому не показывать восстановленную вещь — иначе отберут и доломают окончательно — и у меня в чулане появились свои собственные часы.
Вернувшись в Саргас, я обнаружил там глубокую предрассветную ночь, хотя уходил на Землю во второй половине местного дня. Будильник позволил объективно подтвердить назревшую гипотезу: между нашими мирами имеется семикратная разница во времени.
Идей, как это использовать — огромное множество, и они продолжают у меня появляться до сих пор. Но в тот момент доступной была только одна перспектива — много, много работы.
В последующие дни я незаметно перетаскал в Замок некоторое количество инструментов и немало полезного хлама из сарая: старую детскую коляску, мешки из-под удобрений, полиэтиленовую плёнку, цветочные горшки, стеклянную тару, помятые кастрюли и тому подобное. Дурслям этот мусор не особо нужен, а если и заметят пропажу — спишут на шалости любимого сыночка. Ну не племянник же на такое может решиться — где ему, в конце концов, прятать всю эту кучу барахла?
Ну а у меня появилась тачка для перевозки грунта, сборник дождевой воды, ручка на лопате, столик с табуреткой, закрытая от дождя лежанка и тому подобные нужности.
Со временем, конечно же, Замок восстановил и крышу, и прозрачное перекрытие атриума, и водопровод, и спальные покои — но до этого нужно было как-то жить и чем-то работать.
А вечерами, поужинав местными дарами после очередного трудового дня, я осторожно устраивался в корнях у «рябинового» дерева и начинал вести рассказ. Обо всём, что знал: о прочитанных в школьной библиотеке книгах, о своей прошлой жизни и о текущих событиях. Придумывал сказочные истории с вымышленными героями — не представлявшие особой художественной ценности, но происходящие по моим представлениям о плохом и хорошем. Рассуждал вслух о каких-то своих, детских вопросах. Пытался представить, какая картина меня может ждать за внешними стенами Замка, когда я до них, наконец, докопаюсь; и что же такое там столь загадочно шумит: морской прибой, бескрайний лес, гигантский водопад или автомобильное шоссе…
Меня не покидало странное ощущение: и этому дереву, и замку жизненно необходимы мои монологи. Они внимательно их слушали и даже, казалось, иногда отвечали. Так ли это было на самом деле, или я всего лишь «ловил» выверты находившегося в одиночестве собственного сознания — но дерево постепенно пошло на поправку. А ещё через некоторое время забил ключом «Фонтан» — выложенная тёмно-синим камнем плоская родниковая чаша около дерева, откопанная и тщательно вычищенная моими руками в первую очередь.
С этого момента восстановление Замка заметно ускорилось.
А с Золотой рябиной я «разговариваю» до сих пор. Каждый день в Замке нахожу хотя бы пять минут, чтобы посидеть в её тени и поделиться своими мыслями, новостями и планами.
Жаль только, что сказки рассказывать я так и не научился.
* * *
Луна проснулась отвратительно рано. Даже с учётом моего, одного из наиболее «жаворонковых» для Гриффиндора распорядка — всё равно рано. Тем не менее мне удалось ухватить ещё пятнадцать минут сна, пока она плескалась в ванной.
— Вставай, соня, — негромко протянула она. — Петухи давно пропели.
Пап, я не понимаю, чего от нас хочет эта женщина? Впрочем, поспать мне всё равно больше не дадут, так что и вправду придётся вставать.
— Здесь так красиво, — Луна стояла у окна, уже одетая, и крепила волосы заколками. — И высоко. И очень хочется побывать в том лесу.
— «Луна, свяжись с отцом, пожалуйста».
— Одевайся, Саргас, — Луна достала и поставила на стол крытую полотенцем корзинку, из которой чем-то вкусно пахло. — Я накормлю тебя завтраком.
На стол? Я проморгался. Небольшого обеденного стола в этой комнате точно не было! И, по-моему, жилплощадь немного увеличилась.
— А то устроил тут… цех по производству, этих… трубок из кварца, словно это его любимый чердак. Правда, Букля?