Тимур-завоеватель и исламский мир позднего средневековья

Этому способствовало то, что все, что ар-Рази анализировал в понятиях науки12, было перенесено через столетие после него также в народную поэзию, смешано с различными легко запечатлевающимися картинами и переведено с научного арабского на язык простолюдина. Один пример может это пояснить: «Гарибнаме» дервиша Али Ашик-Паши (1271-1332), написанное по-тюркски, охватывающее около двенадцати тысяч двустиший учебное стихотворение, которое, как свидетельствует большое число рукописей, пользовалось в Анатолии величайшей любовью. Уже происхождение автора позволяет нам догадаться, к каким кругам он преимущественно надеялся обратиться: его дедом был Баба Ильяс, туркмен, которого во время нападения монголов занесло из Хорезма в Анатолию; его причисляли к дервишам рифаи13. Он поселился в Амасье, совершал чудеса и собирал вокруг себя адептов и этим вызывал подозрение румсельджукского султана. Во время одного столкновения с его войсками Баба Ильяс будто бы таинственным образом исчез14. Его сыновья и внуки относились к выдающимся фигурам анатолийского суфизма в конце тринадцатого и в начале четырнадцатого веков, среди них Али Ашик, который с двадцатипятилетнего возраста руководил конвентом суфиев Киршехира, но также вмешивался и в политику. Князья Карамана, в то время хозяева той области, якобы отправили его как-то даже посланником в Каир. Свое «Гарибнаме», пожалуй, последнее из громадного количества произведений, он окончил в 1330 году15.

Мир — это только знак, который указывает на Бога; самая большая часть его — его собственное существование — сокрыта. «Будь то сферы, ангелы, небеса — без всякого сомнения, Он душа всего этого!» Однако если все понимается как простое явление, то оно не достигает Его истинной сути16. В разнообразной форме Лаппс играет мыслями дополняемости микрокосмоса и макрокосмоса; все, что есть в мире, есть и в отдельном человеке — материк: тело, горы — члены, дождь — слезы, ночь — невежество; все формации на земле — сокрытые волнения души. Изучая самого себя, человек замечает, что его тело похоже на город со всеми видами ремесел и искусств, и с двумя враждующими правителями, разумом и страстной душой; оба борются за обладание сердцем, которое в аналогии с макрокосмосом соответствует небу. Святые при этом могут помочь, чтобы разум наконец одержал победу; они учат истинной вере, иначе тот город был бы местом неверия. Возможно, поэтому перед святыми признаются своих грехах и каются. Они передают прощение, они проводники к благополучию. Все снова и снова Али Ашик ставит эту задачу святых на передний план17.

Но как осуществляется многообразие, и почему оно в самом деле только одна родственная суть? Бог создал по своему подобию макрокосмос, «самого высокого раба» (улу кул), затем заставил зазвучать звуки гармонии, и тот проснулся для жизни, пришел во вращательное движение, то вращение, которому подражают дервиши во время их собраний18. «Мир не существовал. Бог дал ему существование. Он сделал его для целостности пленником любви!19 Любовь пронизывает все существующее, она влияет всегда, помогает разуму вывести человека на правильный путь. Задуманное первоначально Авиценной (ум. 1037) как большое, не требующее ответа на вопрос о происхождении соображение, которое заставляет душу каждой сферы удерживать ее во вращательном движении и этим побуждать осуществлять то, что в ней заложено как возможность, любовь, вожделение, теперь истолковывается как флюид с творческой силой, который лежит скрытым во всем живущем20. Святые, какими мы их увидим, — люди, в которых концентрируется проходящая через космос сила любви в необычных размерах. Вследствие этой имеющейся у них высокоэффективной энергии они получают власть над сердцами людей, за обладание которыми, кэк мы уже слышали, борются друг с другом страстная душа и разум'21. Таи можно оправдать участие снятых в политике, в решениях князей. Впрочем, у Али Ашика не найдешь стройной теории о взаимоотношениях многообразия явлений и единственности бытия. Он наглядно показывает в картинах, что он имеет в виду: человек ничтожен по сравнению с Богом, только капля в сравнении с океаном22 — но именно из того же самого материала. У страстной души и алчности свой трон; они стремятся к наслаждению этим миром. Любовь и жизненная энергия23 призывают тех двоих к возвращению на родину, к Богу, к морю; но те уже привыкли к материку, к роковому миру явлений и не находят пути назад24. Каждая единственность — это единственность Бога; свобода проявляется в теле непослушных Богу, а поэтому и в том, что является судьбой; достичь единственности значит достичь Бога, а это значит «встать за спиной самодержца»25. Снова сверкает политическая сторона учения о единственности бытия.