Тьма сгущается перед рассветом

— Так вот, там, за забором, — полковник указал рукой, затянутой в перчатку, — находятся враги нации, герба, династии и бога! Ты, как солдат, верный присяге, должен будешь в них стрелять! Ясно? Положи теперь руку на винтовку, доверенную тебе нацией, гербом, династией и богом, и поклянись перед строем!..

Солдаты в строю и мы по ту сторону забора замерли… Солдат снял с плеча винтовку и, держа ее перед собой обеими руками, произнес:

— Взяв в руки винтовку, врученную мне для защиты отечества, я клянусь перед строем, что ни в отца, ни в брата, ни в тех людей, что стоят за забором, не буду стрелять!..

— Ух и молодец!.. — вскрикнул Томов. — Это же настоящий герой!.. Представляю себе, как выглядел этот полковник…

— Что там полковник… Тут со двора понеслись крики «Ура!», «Правильно!», кто-то из наших рабочих крикнул «Солдаты с нами!». Офицеры заметались, как чумовые.

— А что с тем солдатом было?

Илиеску помолчал.

— Расстреляли его. Потом пехотный полк увели, а к нашим мастерским прибыли войска пограничной охраны. И хотя они плотно окружили мастерские, но к нам, как и раньше, приходили рабочие с других предприятий, чтобы выразить свою солидарность. И не только солидарность. Рабочие хлебопекарной фирмы «Хердан» привезли нам более тысячи пакетов с хлебом и бутербродами, работницы табачной фирмы «КАМ» прислали два мешка табаку. Под вечер к нам вышел сам директор железнодорожных мастерских Виктор Николау и стал уговаривать нас покинуть территорию мастерских. Увидев, что уговоры не действуют, он начал угрожать, что в столице осадное положение и с этим шутить опасно…

А рабочие ответили ему дружными криками: «Хотим хлеба!», «Требуем освободить наших делегатов!», «Долой осадное положение!». Так и ушел он ни с чем. Под вечер мороз усилился, мы разложили костры. А сирена все гудела. Полиция и войска не предпринимали решительных действий. Мы потом только узнали: они, оказывается, думали, что у нас есть оружие, потому мы и ведем себя так смело. Поздно ночью жандармы поломали забор и тоже разожгли костры… А напротив, у остановки, в бодеге «Ла Марица» пьянствовали офицеры. Ночью полицейские и войска с пулеметами прошли через проем в заборе и заняли здание администрации… На рассвете тот полковник, что командовал войсками, приказал бастующим «в пять минут очистить территорию мастерских!» В толпе рабочих раздался смех… И не только потому, что за пять минут выйти через узкую проходную могут всего-навсего несколько сот человек, можно было подумать, что мы сутки простояли на морозе, дожидаясь его приказа! В ответ мы дружно стали скандировать: «Требуем хлеба!», «Наши дети голодают!». А в это время жандармов поили вином. Нализались и полицейские… Уставшие и озябшие за ночь, они быстро опьянели.

Так и не дождавшись нашего ответа, полковник отдал приказ: «В наступление!»…

Раздались выстрелы… Затрещали пулеметы… Возле главных ворот пулеметной очередью был скошен весь стачечный пикет, отказавшийся пропустить во двор полицию и войска…

Сирена ревела… А мы защищались чем только могли. Были пущены в ход молотки, железные прутья, гаечные ключи, насосы с кипятком… В общем, наших много полегло. А когда вдруг сирена замолкла, стало страшно, казалось, что сердце остановилось. Василия Роайта, который все еще держал рычаг сирены, всего изрешетили, но он и мертвый не выпустил его из рук. Ну вот, кого не убили, не ранили, тех арестовали.

— Ну, а потом… Что было потом?..

— Что могло быть? Всю ночь грузовики увозили трупы расстрелянных рабочих… Правительство даже не разрешило семьям хоронить их, прямо доставляли тела в крематорий и сжигали… Хотели скрыть свое преступление… Долгое время люди продолжали ходить по тюрьмам, полицейским участкам, трибуналам и разыскивать своих мужей, отцов, братьев, сыновей.

Когда Илиеску замолк, Томов спросил:

— А вам тогда… удалось скрыться?..

— Нет… Меня тоже арестовали. Но я легко отделался, всего три года отсидел. За это время многое понял. А теперь, как видите, уже третий год на свободе.

Оба молча курили, прислушиваясь к стуку колес… Поезд шел по мосту, внизу мигали красные огоньки бакенов. Показалась луна. Серебристой зыбью на миг блеснули воды Дуная. Но Илья ничего не видел… Он переживал рассказанное Илиеску…

— Суд был?

— Был… Но не сразу. Почти пять месяцев длилось следствие. Сначала хотели судить в Бухаресте, а потом передумали и перевезли в Крайову, подальше от рабочих. Избивали нас сильно… Многие не выдержали, умерли до суда в тюрьме. Суд учинили по всем правилам, даже свидетелей привезли: полковника того самого, что распорядился стрелять в нас, и префекта бухарестской полиции Габриэля Маринеску… Не обошлось, конечно, и без предателей от социал-демократов…

Томов перебил:

— Социал-демократы? Почему же они предатели?

— Почему… Когда-то они сами работали у станков. А потом, кого в профсоюзные лидеры выбрали, кто мастером стал. Их купили потихоньку…

— Как купили? — переспросил Илья.