То, что растет

Родственники и многочисленные друзья семьи давно разъехались. Отец уединился в своей комнате с бутылкой виски и закрыл дверь на задвижку. Джемма ушла из дома в маленький полуразрушенный сарай, который был серым и покосившимся, словно гриб. Около стены она нашла ржавый молоток, весь опутанный паутиной, схватила его и побежала по траве, которая была ей почти по колено, к Транделлскому колодцу. Сначала она разрушит навес, будет колотить по деревяшкам, пока они не разлетятся в щепки, скинет ведро в воду и не станет его поднимать. Она разобьет известку и будет сбрасывать камни в колодец до тех пор, пока не перестанет слышать всплеск воды, пока колодец не высохнет.

Солнце уже начало опускаться за деревья, и в полумраке она увидела очертания колодца. Джемма поймала себя на мысли, что, возможно, стоит отнести молоток обратно в сарай, достать свой альбом и нарисовать колодец таким, каким она его видела в тот момент, потому что это так соответствовало ее настроению. Но она решила, что нельзя успокаиваться, гнев должен был сохраниться в ее душе. Когда она подошла ближе, то увидела силуэт маленького ребенка, сидящего на краю колодца. Ребенок прижимал колени к груди и раскачивался из стороны в сторону, толкая ведро локтем и бедром, отчего ворот колодца жалобно поскрипывал.

Джемма испугалась: ребенок мог потерять равновесие и упасть в колодец. Но, может, это был и не ребенок вовсе. И мысль, что это не ребенок, показалась ей наиболее вероятной. Чем дольше она смотрела на него, тем меньше фигура напоминала детскую. Она крепко сжала рукоятку молотка и крикнула: «Эй!»

Существо щелкнуло языком, повернулось спиной к колодцу, наклонилось вперед и стало падать вниз, к Джемме. Падая, оно быстро развернулось и зацепилось за стену колодца. Его тело было длинным и худым, похожие на веревки руки и ноги вытянулись и зацепились за трещины в известке. Оно изгибалось и царапало камни, скользило по ним и дважды обвилось вокруг стенок колодца. Существо рассмеялось, и голос у него оказался пронзительным и высоким, лишь на малую долю октавы ниже птичьего крика. Оно смеялось так самозабвенно и весело, что Джемме тоже захотелось рассмеяться, уголки ее губ задрожали, а глаза защипало от слез.

Без предупреждения оно спрыгнуло со стенок колодца и поползло по сухой траве к Джемме. Влажный воздух наполнил знакомый затхлый, отдающий медью запах воды из колодца. Джемма подняла молоток дрожащей рукой и не убежала. Она решила стоять до конца.

Приблизившись на расстояние удара, существо остановилось и расправило спину, очень медленно, как будто не привыкло стоять на двух ногах или ему это не нравилось. В полный рост оно было почти такое же высокое, как ее отец. Его кожа по цвету напоминала высохший мох – темно-темно-зеленая, даже еще темнее. Его руки и ноги были как узловатые корни дерева. Черты лица – расплывчатые, напоминающие амфибьи, и на этом лице блестели огромные бездонные озера глаз.

Оно открыло свой ужасный рот – его дыхание было теплым и пахло болотом, – а потом закричало «Джемма!» голосом отца. Оно не подражало его голосу, это действительно был голос отца, сердитый, глухой и хриплый. Отец редко говорил таким голосом, но когда Джемма слышала его, то теряла волю, как будто кто-то нажимал на кнопку и выключал девочку.

Гоблин из колодца продолжил разговаривать с ней рассерженным голосом отца, он говорил: «Скоро здесь все изменится».

Джемма оглянулась в надежде увидеть позади папу, который, возможно, разозлился из-за того, что она взяла без спроса молоток. Но его там не было.

Гоблин сказал, что Джемма была ленивой, тратила время на свои дурацкие картинки, да, она была чертовски ленивой и не успевала вовремя принести маме стакан с водой из колодца или из-за своей неуклюжести выплескивала половину воды, а еще она все время будила маму, беспокоила ее, вечно ныла и приставала к больной, не давая ей отдохнуть.

Гоблин по-прежнему говорил как рассерженный папа, но он не был зол. В его голосе рокотал смех, похожий на гул взволнованного моря. Джемма буквально слышала, как гоблин улыбался, когда обвинял ее в смерти мамы, в том, что она умерла так рано. Мама могла бы еще пожить. Джемма могла бы ее спасти, но не сделала этого.

Джемма сидела на постели, накрывшись одеялом с головой, около нее лежали фонарик, угольный карандаш, наполовину сточенные цветные мелки, перевязанные резинкой, и ее альбом для рисования. Дверь была заперта, и она поставила перед ней деревянный стул с резной спинкой. Пьяный отец недавно стучался в ее дверь, запинаясь, выкрикивал ее имя и неразборчиво бормотал какие-то угрозы. Он был все еще здесь, сердито бродил по дому, бросал тарелки в раковину на кухне и кричал: «Скоро здесь все изменится!» А потом выкрикнул что-то еще.

Джемма старалась не обращать на него внимания. Она посмотрела на рисунок в своем альбоме, тот, на котором мама лежит на кровати, раскрыв ладонь своей красной правой руки. Джемма дотронулась до руки и почувствовала воск красного мелка на подушечках пальцев.