То, что растет

– Ух ты, спасибо. Значит, я буду третьим в забеге из трех участников после тех юных Адонисов – спасателей?

– Ты сам в какой-то степени Адонис. Такой усредненный показатель их двоих.

– Значит, я усредненный Адонис?

– Можешь не сомневаться.

– Ладно. Хотя не думаю, что им понадобится моя помощь в создании новой популяции людей.

– Ну мало ли? Спорим, некоторым здешним мамашам нравятся мужчины постарше. И тройка лидеров – это все-таки тройка лидеров. А что ты обо мне скажешь? Только честно. Какую оценку ты бы поставил?

До сегодняшнего дня я видел ее только один раз – в прошлые выходные на вечеринке в доме Мэттьюсов (и под «видел» я имею в виду, что действительно видел, как она стояла в противоположной стороне комнаты, но не подошла ко мне, и уж тем более у нас не было свиданий и романтических отношений). Мэттьюсы были первыми, с кем мы подружились после того, как переехали в Эймс три года назад. Майкл и Оливия были примерно того же возраста, что и их дети, и они отлично поладили. Эмили Мэттьюс нравится Шелли, и мы с Ричардом тоже подружились, даже планировали вместе тренировать команду по флаг-футболу, в которой играют наши сыновья, хотя я ничего не знаю ни про футбол, ни про флаги. Эта история с флаг-футболом кажется забавной затеей, однако наш переезд в Эймс не оправдал ожиданий. Дети без проблем привыкли к новому городу и нашли себе друзей, но нам с Шелли оказалось непросто подружиться с местными родителями. Так что одна из целей, которую наша семья поставила перед собой на лето – расширить круг знакомств и вести более социально активную жизнь (мы такие милые недотепы – даже выписали наши цели на листок желтой бумаги и прикрепили его магнитом к холодильнику).

Итак, мы пошли на ту вечеринку, и я изо всех сил старался улыбаться и болтать о садоводстве и строительстве, хотя вообще ничего не умею строить. Не знаю, почему мне было так тяжело. Нет, неправда, знаю почему: каждый раз, когда меня спрашивали, чем я зарабатываю себе на жизнь (папа-домохозяин, подрабатывающий репетиторством), мой ответ вызывал непонимающие взгляды и разные шуточки. Поэтому я почти все время держался особняком и следил, чтобы у меня под рукой всегда был полный бокал с пивом. Так что к концу вечеринки я был уже изрядно бухим. И как раз в этот самый момент дверь распахнулась, и вошла эта женщина вместе с парнем по имени Терренс. Если верить Ричарду, то Терренс – хороший человек и недавно развелся. Развод был нелегким. Мэттьюсы и почти все их гости были хорошими друзьями Терренса и его бывшей жены – Мэри. Мэри не пришла, к большому огорчению Эмили Мэттьюс (я слышал, как она жаловалась моей Шелли, пока они распивали на двоих бутылку красного вина).

Как бы там ни было, я помню, как эта женщина вошла в комнату; на ней были короткие джинсовые шорты и белая футболка, ее волосы были собраны в хвост, как и сейчас, и она держала Терренса за руку. После неуклюжего представления («Все, это _______; _______ – это все»), вечеринка продолжилась, как будто эти двое и не появлялись вовсе. Я серьезно. Признаюсь, к тому моменту я был уже совсем хороший (видите, я времени даром не терял, да и какой смысл быть хорошим наполовину?), но я не преувеличиваю, когда говорю, что все люди на вечеринке сторонились новоприбывших, словно те были Димсдейлом и Прин[30]. Терренс и женщина уединились в углу. Помню, что единственной, кто заговорил с той женщиной, была Шелли. Шеллс просто подошла к ней, и они немного поболтали, пока я бродил вокруг в поисках своих ботинок (вечеринка была еще та) и детей, причем не обязательно именно в такой последовательности. Я хотел спросить Шеллс, о чем они говорили с той женщиной, когда мы садились в машину, но забыл.

Я говорю женщине:

– На этом пляже, да и на любом другом во всем мире ты – номер один.

– Ура! – Она торжествующе поднимает вверх большой палец. – Ты ужасный врунишка, но так и быть, я не стану возражать.

– Хочешь сказать, что я не только врунишка, но еще и ужасный, или что я профессиональный лжец?

– И то и другое.

– Честный ответ.

Наша игривая беседа заканчивается со свистком спасателя. Урок плавания окончен. Половина ребятишек выбегает из воды с таким видом, словно кто-то заметил там акулу; вторая половина продолжает плескаться на мелководье. Оливия стоит по пояс в воде, обхватив себя руками. Она дрожит, у нее посинели губы, но из воды она не выходит. Ее придется вытаскивать, или, по крайней мере, развернуть перед ней полотенце.

Заливистая трель свистка спасателя разрывается у меня в голове и острыми осколками впивается в уши. Внезапно голова становится тяжелой. Может, я подхватил то, что называется летней простудой? В такой неподходящий момент. Я пытаюсь покашлять – это как предлог для последующих оправданий. Звучит наигранно и натужно, как и робкое пожимание плечами, а также улыбка, которую я дарю этой женщине. И, похоже, она тоже начинает испытывать неуверенность в себе.

По телу пробегает дрожь, словно я чувствую, как сильно замерзла Оливия. Я говорю: