«Только между женщинами». Философия сообщества в русском и советском сознании, 1860–1940

Если Нехлюдов, для начала, делает возможным духовное искупление Масловой, приняв участие в ее деле и оказав юридическую и денежную помощь, то к личному возрождению ее привели узы сестринства в женском остроге. Взглянув на свою фотографию, снятую еще до того, как Нехлюдов совратил и погубил ее (а он надеялся, что это изображение напомнит Масловой о ее былой невинности и о ее подлинной сущности), Маслова недолгое время тешится мыслью, что она еще могла бы выйти за него замуж и снова стать такой, какой была изображена на снимке. Но потом разговор с сиделкой и «товаркой» помогает ей понять, что это желание — ошибка, что перед ней уже не стоит такой нравственный выбор: «Слова товарки напомнили ей то, что она была теперь, и то, что она была там». Сходится с Масловой и другая заключенная, твердо придерживавшаяся политической идеологии целомудрия (словно в ответ на толстовский призыв в «Так что же нам делать?»):

И ласка и доброта такого необыкновенного существа так тронули Маслову, что она всей душой отдалась ей, бессознательно усваивая ее взгляды и невольно во всем подражая ей. Эта преданная любовь Катюши тронула Марью Павловну, и она также полюбила Катюшу. Женщин этих сближало еще и то отвращение, которое обе они испытывали к половой любви. Одна ненавидела эту любовь потому, что изведала весь ужас ее; другая потому, что, не испытав ее, смотрела на нее, как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для человеческого достоинства[362]

.

Точно так же, как княжна Марья помогает Наташе в переходе от любви к князю Андрею к замужеству с Пьером и любви к нему, Марья Павловна помогает Масловой отойти от любви к Нехлюдову и выйти замуж за Симонсона — пассивного анархиста и убежденного сторонника безбрачия. Здесь Толстой явным образом противопоставляет преданную дружескую любовь любви половой — «отвратительному и оскорбительному» чувству, которое пятнает все отношения с противоположным полом, даже когда дело касается такого добродетельного и воздержанного человека, как Симонсон. О любви Симонсона к Масловой Марья Павловна уверенно говорит, подвергая сомнению подлинность его идейных установок, что с его стороны «это — самое обыкновенное мужское чувство, хотя и замаскированное».

Итак, единственной незапятнанной разновидностью человеческих отношений в «Воскресении» остается та «дружба, которая бывает только между женщинами», которая теперь уже в корне отличается от понятия Руссо о «любви, дружбе… в самых восхитительных образах». Маслову больше всего привлекало в Марье Павловне как раз отвращение, которое та испытывала к «впечатлению, которое производила на мужчин ее наружность». Однако для того, чтобы превратить понятие о любви, проиллюстрированное примером этой дружбы, в некую программу действий в реальном мире, потребовалось бы не только отречение от общества как такового (в чем и состояла цель революционеров вроде Симонсона), но и полное подавление полового влечения, — а такой подвиг, по представлению Толстого, был возможен для женщин, но не для мужчин, включая даже тех, кто выставлял себя революционерами-аскетами, на деле же все равно питал «замаскированные» желания. Мелькнувший в «Войне и мире» персонаж по имени Иванушка — переодетая в мужскую одежду странница, которую приютила у себя в доме княжна Марья, — как будто предвещает возникновение той бесполой утопической общины, к которой примкнет в конце «Воскресения» Маслова. Хотя Толстой и выказывает явную неприязнь к Иванушке с ее «лукавыми» глазами и показным бунтом против гендерных условностей, уже одно то, что он зачем-то включил в текст романа описание ее внешности, говорит о том, что его интересовала роль пола в общинах богомольцев. Уход Масловой со странствующей общиной безбрачных аскетов можно расценить как долгожданную победу Иванушки.