Только море вокруг

— Шлюпки на воду, — не сводя с них воспаленных глаз, приказал Маркевич. — Ефим, пойдешь подбирать людей!

Носиков стремительно скатился с мостика на ботдек, и уже оттуда донесся его перехваченный волнением голос, командовавший спуском шлюпок и гребных вельботов. В море, постепенно удаляясь от каравана, одна за другой гремели серии взрывов глубинных бомб. Мстя за гибель флагмана, тральщики и «амики» широким веером разбегались в разные стороны, а между ними шныряли и тоже бомбили море с полдесятка «больших охотников». Ожесточенно и яростно выполняли корабли нелегкую эту работу, рискуя тоже получить вражескую торпеду в борт. Но, видно, никто из них не думал сейчас об этом. Алексей то и дело поглядывал то на корабли, то на «Полину Осипенко» и чуть не вскрикнул, увидав как сначала в одном месте, а мгновение спустя в другом из-под воды показались и снова исчезли покатые, будто зализанные спины боевых рубок фашистских субмарин.

«Волчьей стаей навалились, — догадался он, — не одна, не две, а несколько. Флагман был прав: работать машиной нельзя…»

Сначала с одного тральщика, потом и с другого донеслось радостное «ура!», — значит глубинные бомбы нашли цель. Но даже это не принесло облегчения: «Полина Осипенко» доживала последние минуты. Глубоко осев кормой, теплоход все быстрее опускался в воду.

Видно было, как с палубы его, со шлюпбалок слетают переполненные людьми спасательные шлюпки. Туда бы сейчас, подбирать этих несчастных, но трогаться с места нельзя без риска последовать за «Осипенко». И сцепив на ручке машинного телеграфа занемевшие от напряжения пальцы, Алексей продолжал бессильно наблюдать за тем, как в каких-нибудь двух сотнях метров от «Коммунара» гибнут женщины и дети.

Много, очень много пассажиров было на «Полине Осипенко», и ни корабельные шлюпки, ни вельботы, спущенные с транспортов, не могли вместить всех. Те, для кого не хватило места в шлюпках, словно крошечные запятые прыгали с палуб прямо в море, а вслед за ними летели спасательные пояса, доски, стулья, столы — все, за что можно уцепиться и хоть немного продержаться на поверхности ледяного моря. Но разве продержишься долго, если жгучий холод пронизывает насквозь, судорогой сводит руки и ноги, сжимает дыхание так, что вода тут же смыкается над головой… Шлюпки одна за другой подходили к «Коммунару», спустившему парадный трап, на нижней площадке которого боцман Яблоков подхватывал спасенных. Но слишком долгим был их путь от гибнущего теплохода до борта транспорта, слишком медленно двигались они, а все море вокруг «Осипенко» было усеяно тонущими людьми.

И Маркевич не выдержал, рискнул.

— Полный вперед! — приказал он в машину. — Самый полный! — И рулевому: — Держите прямо на теплоход!

Машина работала не больше трех минут, но этого оказалось достаточно, чтобы подтолкнуть «Коммунар» поближе к «Осипенко». Транспорт опять замер, и с палубы его тоже полетели на воду спасательные круги, бревна и доски.

— Детей! — послышался с воды чей-то сдавленный, искаженный и все же знакомый голос. — Подбирайте детей и женщин!

Маркевич взглянул в ту сторону и еще крепче сцепил зубы: вот он, рядом, рукой подать, плывет Михаил Домашнев, подталкивая перед собой крышку стола, на которой распластались онемевшие от ужаса четверо малышей. Губы Мишука, как будто двигаются, он что-то говорит ребятам, и те слушают его. Он даже смеется, ободряя их, и только время от времени поднимает голову и кричит, изо всех сил кричит тем, кто на шлюпках:

— Подбирайте детей! В первую очередь подбирайте детей!..

И опять что-то говорит этим маленьким, парализованным страхом, но верящим ему человечкам. А когда с площадки трапа протягивает руки Яблоков и одного за другим подхватывает всех четверых, Домашнев отталкивается от стола и, широко загребая руками, уплывает туда, где он нужен сейчас больше всего и где ждут его десятки таких же, еще не спасенных малышей.

И еще раз — в последний раз доносится до Маркевича его удаляющийся, по-прежнему сильный голос:

— Спасайте детей!..

Вся корма «Полины Осипенко» уже покрылась водой, Опустилась и средняя часть, белогривые волны начали перекатываться через мостик. Только мачты да нос теплохода еще возвышались над морем, и на них без содрогания нельзя было смотреть: обе мачты, от основания до клотика, облепили люди в синих матросских форменках, — десятки тех, для кого не нашлось ни местечка в переполненных детьми и женщинами шлюпках…

Острый ветер рванул с севера, вздымая короткие злые волны, и вместе с ним до «Коммунара» долетели сначала отдельные голоса, а потом и нестройный, но быстро крепнущий хор:

Наверх вы, товарищи, все по местам,Последний парад наступает…

Семен Лагутин рядом с Маркевичем уткнулся лицом в сложенные на поручнях руки, в бессильных рыданиях задрожал всем телом.

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,Пощады никто не желает!..

А волны все выше, выше…

Вот и нос теплохода скрылся под ними… Вот и последняя мачта уходит под воду…