Читаем Толстой и Достоевский. Противостояние полностью

Опустим дальнейшие инциденты и осложнения в Ганином семействе. Около половины десятого князь Мышкин приходит к Настасье на званый вечер. Князя не приглашали, но его затягивает в водоворот. Генерал Епанчин, Тоцкий, Ганя, Фердыщенко и прочие гости с нетерпением ожидают Настасьиного решения о браке. Где-то в городе рыщет Рогожин в поисках нужной суммы и в итоге набирает ее. Квартира Настасьи — в типично «достоевском» и сценическом духе: создается впечатление, что там — три стены, и она буквально открыта для буйного вторжения Рогожина или для тихого проникновения князя. Дабы скоротать тянущееся время, Фердыщенко предлагает «великолепнейшую и новую» игру (она в самом деле была в те времена в ходу). Все гости по очереди должны рассказать «самый дурной поступок» из своей жизни. Тоцкий проницательно замечает, что эта «смешная идея» (Достоевский позднее снова воспользуется ею в готическом рассказе «Бобок») — лишь «хвастовство особого рода». Первый жребий достается Фердыщенко, и тот вспоминает про мелкую кражу, в которой он сознаваться не стал, а вину возложили на несчастную служанку. Эта тема преследовала писателя, она вновь появится в более одиозном виде в «Бесах». Возбужденный обещанием Настасьи раскрыть «один поступок» из собственной жизни, Епанчин повествует свою историю. Она очевидно происходит из пушкинской «Пиковой дамы», которая оказала влияние на «Игрока», предыдущий роман Достоевского. Тоцкий признается в жестоком розыгрыше, который косвенно привел к гибели одного его молодого приятеля.

Эти три истории сгущают атмосферу истерической откровенности, которая помогает Достоевскому сделать близящуюся развязку правдоподобной; они в миниатюре являют собой аллегории и размышления о более широкой трактовке добра и зла в масштабах всего романа; и они разрешают неизбежную ситуацию вынужденного бездействия. Но когда Тоцкий завершает свой рассказ, Настасья, вместо того чтобы принять эстафету в игре, вдруг категорично обращается к Мышкину:

«— Выходить мне замуж или нет? Как скажете, так и сделаю.

Афанасий Иванович [Тоцкий] побледнел, генерал остолбенел; все уставили глаза и протянули головы. Ганя застыл на месте».

Проза между строчками диалога напоминает сценическую стенограмму: просто фиксируется положение актеров. Как написал Мережковский: «Рассказ [у Достоевского] — еще не текст, а как бы мелкий шрифт в скобках, примечания к драме… это — построение сцены, необходимых театральных подмосток; когда действующие лица выйдут и заговорят — тогда лишь начнется драма».

«— [Замуж] за… за кого? — спросил князь замирающим голосом.

— За Гаврилу Ардалионовича Иволгина, — продолжала Настасья Филипповна по-прежнему резко, твердо и четко.

Прошло несколько секунд молчания; князь как будто силился и не мог выговорить, точно ужасная тяжесть давила ему грудь.

— Н-нет… не выходите! — прошептал он наконец и с усилием перевел дух.»

Настасья объясняет, что подчинила свою судьбу «идиоту», поскольку он — первый из встреченных ею людей, наделенный истинностью духа. Хотя это заявление — ключевая часть парадокса «Идиота» (знак равенства между невинностью и мудростью), оно, тем не менее, несправедливо. Рогожинская честность — двойник мышкинской и почти столь же абсолютна. Его христианское имя «Парфен» означает «целомудренный». Услышав приговор князя, Настасья сбрасывает с себя оковы. Она не примет деньги Тоцкого и жемчуг генерала Епанчина — «подарите супруге». Завтра она начинает новую жизнь:

«В это мгновение раздался вдруг звонкий, сильный удар колокольчика, точь-в-точь как давеча в Ганечкину квартиру.

— А-а-а! Вот и развязка! Наконец-то! Половина двенадцатого! — вскричала Настасья Филипповна. — Прошу вас садиться, господа, это развязка!»

События, начавшие разворачиваться в девять утра, движутся к мелодраматическому исходу. Последовавшая сцена (она достойна внимательного перечитывания) — один из самых театральных эпизодов в современной прозе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Юбилеи великих и знаменитых

Шепоты и крики моей жизни
Шепоты и крики моей жизни

«Все мои работы на самом деле основаны на впечатлениях детства», – признавался знаменитый шведский режиссер Ингмар Бергман. Обладатель трех «Оскаров», призов Венецианского, Каннского и Берлинского кинофестивалей, – он через творчество изживал «демонов» своего детства – ревность и подозрительность, страх и тоску родительского дома, полного подавленных желаний. Театр и кино подарили возможность перевоплощения, быстрой смены масок, ухода в магический мир фантазии: может ли такая игра излечить художника?«Шепоты и крики моей жизни», в оригинале – «Латерна Магика» – это откровенное автобиографическое эссе, в котором воспоминания о почти шестидесяти годах активного творчества в кино и театре переплетены с рассуждениями о природе человеческих отношений, искусства и веры; это закулисье страстей и поисков, сомнений, разочарований, любви и предательства.

Ингмар Бергман

Биографии и Мемуары / Кино / Документальное
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной
Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Бродский и Ахматова — знаковые имена в истории русской поэзии. В нобелевской лекции Бродский назвал Ахматову одним из «источников света», которому он обязан своей поэтической судьбой. Встречи с Ахматовой и ее стихами связывали Бродского с поэтической традицией Серебряного века.Автор рассматривает в своей книге эпизоды жизни и творчества двух поэтов, показывая глубинную взаимосвязь между двумя поэтическими системами. Жизненные события причудливо преломляются сквозь призму поэтических строк, становясь фактами уже не просто биографии, а литературной биографии — и некоторые особенности ахматовского поэтического языка хорошо слышны в стихах Бродского. Книга сочетает разговор о судьбах поэтов с разговором о конкретных стихотворениях и их медленным чтением.Денис Ахапкин, филолог, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ, специалист по творчеству Иосифа Бродского. Публиковался в журналах «Новое литературное обозрение», «Звезда», Russian Literature, Die Welt Der Slaven, Toronto Slavic Quarterly, и других. Был стипендиатом коллегиума Университета Хельсинки (2007), Русского центра имени Екатерины Дашковой в Университете Эдинбурга (2014), Центра польско-российского диалога и взаимопонимания (2018).

Денис Николаевич Ахапкин

Литературоведение

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное