Том 1. Волшебный рог бюргера. Зеленый лик

Долго еще стояли они обнявшись у окна и смотрели на мертвый, поверженный во прах город.

«Итак, свершилось! Давай же купно поможем грядущим поколениям воздвигнуть на обломках старого ветхого мира новое, нерукотворное царствие, — проникла в его сознание мысль, озвученная усталым голосом Хадира Грюна, — дабы пришло то время, когда б и я обрящил наконец вечную улыбку».

Хижина и храм были видны одинаково явственно...

Подобно двуликому Янусу, мог Хаубериссер одновременно, во всех подробностях, созерцать мир небесный и мир земной:

по обе стороны — и тут и там — он был воистину живой...

ГУСТАВ МАЙРИНК: ТОПОГРАФИЯ ИНОГО

«Зеленый лик» — роман этот подобен карте или топографическому плану, умалчивающему о красоте или уродстве открывающегося с того или иного холма пейзажа, зато позволяющему не сбиться с пути и дойти до нужного места.

Все, что ниже, — не более чем расшифровка картографической легенды, комментарий к символическим значкам, — а прокладывать путь и созерцать пейзажи читателю предстоит самому.

«Зеленый лик» — роман о «рождении в духе», о трансмутации тленного человека в человека духовного, написанный не «учителем пути», но — идущим. Посвященный в ряд эзотерических практик, всю жизнь искавший выхода к подлинной Реальности, Майринк достаточно сознавал, что, покуда мы здесь, мы обречены, по словам апостола, видеть как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, и знать лишь отчасти (1 Кор. 3: 12). Мирча Элиаде приводит в своих записках любопытный рассказ, слышанный им от знатока еврейской мистики Гершома Шолема. Майринк просил того истолковать некоторые пассажи из романа «Голем», которые он написал «под впечатлением ряда эзотерических еврейских источников (весьма поверхностных, заметил Шолем), — однако не совсем понимая, что же те имеют в виду. Шолем на это ответил, что написанное под влиянием второсортных авторов, вне связи с аутентичной традицией, вообще лишено какого-либо смысла!»[199] Тот же Шолем замечал, что так до конца и не понял, так ли уж Майринк верил «собственным эзотерическим писаниям, — возможно, он отчасти и забавлялся, ибо ему было свойственно весьма странное чувство юмора»[200]

. Следует помнить и другое: многие авторы, причастные сокровенному знанию, излагая его в своих сочинениях, подчеркивают, как сделал то один из алхимиков ХШ века, укрьшшийся под псевдонимом Гебер: «Я предпочитаю излагать так, чтобы мудрые поняли, умы посредственные заблудились, а дураки и безумцы сломали головы... Каждый раз, когда кажется, будто я излагаю нашу науку ясно и открыто, именно тогда объект исследования затемняется почти полностью. И тем не менее я не стремлюсь нарочно сокрыть алхимическое действо за аллегориями и тайнами, но стараюсь отразить четко и разумно открытое

по вдохновению от Бога всемогущего и бесконечно милостивого: Он благоизволил наделить, в Его святой воле отнять»[201].

Майринк вполне следует этой заповеди. Достаточно сказать, что сама избранная им форма изложения — художественный текст (и, заметим, виртуозно сделанный текст) — отвергает всякую дидактику. Перед нами не наставление в истине, но толчок к ее поиску, толчок бескомпромиссный и безжалостный, способный у иного читателя выбить всякую почву из-под ног. Но: «Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее» (Лк. 9: 24).

Один из главных и болезненных вопросов, возникающих при чтении «Зеленого лика», — о взаимоотношениях этого романа с христианской традицией. С точки зрения ортодоксии, этот роман, как и все вещи Майринка, должен быть признан ересью (недаром он был включен Ватиканом в индекс книг, не рекомендуемых для чтения католикам). Майринк и не скрывал своих напряженных отношений с «христианством Петра и Павла». Более того — достаточно сказать, что нигде в майринковских романах нельзя найти мотив исповедания Христа как личного Бога, чтобы вопрос этот был полностью снят. Однако все обстоит значительно сложнее.