Том 15 (XVII век)

Она же рече ей: „О милая мати моя, не дивися сему, понеже соидостеся и отец мой, и ты млади, и вы другъ друга потешаста, а не такъ, якоже мой мужъ старый, не можетъ ничего учинити, на ложи лежитъ, аки клада. Сего ради хощу иного любити!"

Рече же ей мати ея: „Кого хощеши любити?" Она же рече: „Попа, а не болярина, ни дворянина".

Мати же речей ей: „Лутче любити рыцаря или дворянина, ино менши греха".

Она же речей ей: „Хощу попа любити сего ради, аще и в людех стою с попом или наодине, нихто не осудитъ".

Мати же ея рече: „Послушай моего совета, о дщи моя, искуси мужа своего виною. Аще ли тобе пропустит, и ты люби попа".

Рече же дочь ея к ней: „Чимъ убо могу искусити?"

Рече ей мати ея: „Повели у него въ винограде высечи лутчее древо, и будетъ ти спустит, и ты люби попа".

Она же повеле лутчее древо высетчи и исколоти в дрова. Мужъ же ея прииде тогда с лову с собаками. Она же рече: „В техъ дровехъ огонь складем!"

Рыцарь же нача гретись у огня и узна духомъ древо, что древо его любимое горитъ, и нача спрашивати огородника: „Почто убо ты его древо посекъ, азъ убо его любяхъ паче всехъ древъ!"

Огородник же рече: „Повеле ми то древо посечи госпожа моя, жена твоя".

Рыцарь же рече жене своей: „Что сотвори и почто подсече древо любимое ми?"

Она же рече ему: „Видиши ли убо, время студено, аз убо повелехъ его посечи да огонь сотворю, тобе еже согретися".

Рыцарь же речей ей: „Спущу тобе нынеча, потомъ не сотвори тако!"

Во утрие же жена его иде в церковь и обрете матерь свою, и рече: „О мати моя, сотворих по повелению твоему, и не учини ми мужъ ничего. Ныне же хощу попа любити".

Рече же ей мати ея: „Слыши, милая дщи, обычай бе старыхъ мужей — первую вину отпустятъ. Ныне же советую ти, искуси его на фторую".

Дщи же ея рече ей: „Не хощу, о мати, еще искусити!" Мати же ея рече ей: „Молю тя, милая дщи, моего ради благословения, сотвори по совету моему, искуси его во вторые!" Она же рече ей: „Како его искусити?"

Мати же рече ей: „Есть у него собачка маленкая постелная, любитъ ее зело, и ты ее убей, и аще тобе спуститъ, и ты люби попа".

И прииде мужъ ея к дому, и ляже на ту нощъ с мужемъ своимъ на ложи. И се оная собачка вскочи на постелю, она же ухвати собачку за ноги и удари о стену крепко, дондеже у нее мозгъ из главы выплылъ. Рыцарь же виде то, нача ей поносити: „О проклятая и блядемъ подобная, что твориши? Аз убо ея люблях надъ всемъ животомъ своимъ, ты же уби ее до смерти напрасно при мне!"

Она же рече ему: „Что бранишись, собака другое одеяло испоганила, мы же имъ очи прикрываем", — и нача плакати.

Рыцарь же рече ей: „Что плачеши? Престани и лязи, азъ тобе и сию вину отпущу". Она же объемъ, поцелова его и ляже с нимъ. Наутрие же воставъ, иде в церковь и обрете матерь свою, и сказа ей все по ряду.

Мати же ея рече: „Послушай убо мене, о дщи моя и не отрини наказания[939] матери своея. Обычай убо есть старымъ людемъ терпети, искуси же его в третьее".

Рече же дщи ея: „Не пусторечи, мати моя, уже бо его всяко искусихъ и видехъ от него велию грозу, и ничтоже ми сотвори. Ныне же хощу любити попа".

Она же рече ей: „О милая дщи, молю тя, послушай меня для мене и для рожения ради моего, последне молю тя, искуси его в третее, но аще сие претерпитъ, люби попа".

Дщи же рече ей: „Чимъ убо искушу его в третее?"

Рече же ей: „Се убо будутъ мужу твоему имянины, и будетъ у него великъ пир, и егда придутъ на пиръ вси званые гости и мы, отецъ твой и азъ, и сядутъ в местехъ своихъ, ты же сяди противо отца своего. И егда поставятъ еству и питие все, мужъ же твой воспроситъ у тобя въ ествы зелья, ты же повеждь ему, что замъкнуты ключи того ларца, и, вставъ из-за стола, поиди да зацепи за скатерть, и опроверги еству и питие все, бутто ся ненарокомъ, и аще то тебе спуститъ, и ты люби попа".

Она же рече ей: „Искушу по твоему словеси последнее, о мати моя!" И сие рекши, иде в дом свой.

Приспевшу же дни имянинъ мужу ея, созваннымъ бывшемъ гостемъ на пиръ, и седъши за столомъ, и пред поставленней естве и питию седши же и жене его противъ отца своего, по прежереченному словеси. И егда мужъ ея воспроси зелья въ еству, она же рече ему: „Замкнухъ ключи в ларце". И, воставъ, поиде и запяся за скатерть, и опроверже всю еству и питье, и гостей перелия.

Видев же то, рыцарь разгневахся зело и образъ свой премени, и засрамися от всехъ людей, еству же и питие повеле изнова готовити, и потом с веселиемъ пирова.

Пиру же мимо шедшу и гостемъ розъехавшимся, рыцарь же иде и ляже спать в особной храмине, з женою же своею не ляже спати. Во утрие воставше, иде к церкви и слышавъ заутрени, и шедъ х кровопуску, и рече ему: „Иди и пусти жене моей крови из жилъ, ис которыхъ азъ тебе повелю!"

Кровопуску же пришедшу в домъ его, обрете же рыцарь жену свою на постели спящу. И рече ей: „Востани борзо!" Она же рече ему: „ Милый господарю мой, рано еще востати". Рыцарь же паки рече: „Борзо востани!" Она же рече ему: „Чего ради ми востати?" И рече ей: „Надобеть тебе крови пустить!" Она же рече: „Никогда же не спускивахъ!"