Том 15 (XVII век)

Рыцарь же рече ей: „Правду глаголеши, еже крови не пускивала, ныне же повелю тобе азъ крови пустити, за что неподобное твориши, досаду ми и укоризну принесла еси. Первое — без моего повеления велела ты подсещи древо в винограде моемъ любимое, второе — уби собачку любимую же, третьее — ты же вчера еству и питье опроверже, гостей всех перелия, срамоту ми учини. То убо в тобе вся злая кровь играетъ, ныне же ея выпущу, и потомъ мне такова безчестия не приведешь!"

Востав же с постели, жена его нача молитися: „Молю ти ся, — рече, — милый господарю мой, помилуй мя, не сотвори ми сего!"

Он же рече ей: „Проси от Бога милости, дабы отпустилъ грехи твои, а от мене же не проси никоея милости!"

Востянувъ руце ея, рече кровопуску: „Аще не поткнеши гораздо жилы жене моей, то азъ у тобя поткну все жилы из шеи твоея!"

Кровопускъ же ткнувъ в жилу, идеже указа рыцарь, и испусти много крови, и егда нача бледнети, рыцарь же повеле руку отпустити и жилу завязати, и повеле руку другую востянути.

Жена же его паки нача молитися: „О, милый господарю, молю ти ся, пощади, пощади, помилуй мя се уже умираю!"

Он же рече ей: „Ты почто неподобное мне сотворила есть?" И повеле кровопуску тять в жилу. Он же потя жилу, и изыде кровию болши того, и егда нача обумирати, он же повеле и тое руку спустити и жилу завязати, и повеле ей итти на постелю, и рече ей: „Отселе получьшееши!", — и отъиде от нея прочь.

Она же посла по матерь свою, дабы пришла вборзе навестити ея. Прииде же мати с радостию ко дщери своей. Она же рече матери своей: „О милая мати моя, се уже умираю, ты же мне не веришь!" Рече ей мати ея: „Азъ тобе все поведахъ, старые люди кручинны и милостивы. Ныне убо хощеши ли любити попа?"

Дщи же ей рече: „Ни, мати моя, не буди того, не хощу любить попа, ни иного кого, кроме мужа своего!"»

И сия рекъ, мудрецъ возгласи: «Како о семъ разсудиши, господарю мой, цысарю?»

Цысарь же рече: «Зело мя ползова притча сия, — и разсудих. — Аще бы спустил жене своей рыцарь в третьие, то бы в четвертое от нея живота своего гоньзнулъ[940]».

Мудрец же рече: «Брезись о господарю мой, великий цысарю, и ты от жены своея, дабы тобе горшае того не сотворилось, аще убьеши сына для слова жены своея!»

Цысарь же рече: «Да не умретъ ныне сынъ мой!»

Цысарева ж слышавъ яже о Диоклитияне, что еще не умре, и восхоте бежати ко отцу своему, и сказаша о семъ цысарю. Цысарь же приде и рече к ней: «О любезная ми, что твориши и камо идеши?» Она же рече ему: «Иду в домъ отца моего, понеже не хощу видети смерти твоея! Сказахъ убо тобе многия притчи, ты же не внимаеши, а слушаеши и внимаеши мудрецовъ своихъ, то же убо сотворитца тобе, якоже содеяся древле Актовияну, цысарю Римьскому, охочу бывшу до злата, имже гражане, уста ему залиша».

Цысарь же рече: «Повеждь ми, любезная, о семъ, коимъ обычеемъ то учинися». Она же рече ему: «Не повемъ, поеду в домъ отца моего!» Цысарь же рече: «Не буди то, что тебе ехати от меня, вины ради моея!»

Она же рече ему: «Правду глаголеши, ея же ради, твоея вины, хотелъ убо еси сына своего убити, а се живъ есть, и невозможно тебе верити!»

И рече цысарь: «Хощу изыскати правду, да не без ума убию сына своего. Ты же повеждь ми, да было бы к чему примеритися».

Она же нача глаголати.

Повесть 5 цысаревы о некоемъ цысари, любящемъ злато, емуже гражане и горло златомъ залиша

«Бысть в Риме некий цысарь, емуже имя Октоянусъ, любя злато зело и собираше ему многое множество, и многие же кралевъства воеваша римлян, и извоевани бяху римляне от всехъ земель, понеже не возмогоша противитися.

Бе же у нихъ в то время мудрецъ, емуже имя Варнеусъ. Приидоша же к нему римляне и рекоша ему, дабы имъ учинилъ своею мудростию оборону. Он же сотвори имъ на некоемъ месте велию башню, и на ней сотвори многое множество оконъ великихъ, и во всякомъ окне сотвори по человеку во образъ и во имя прежнихъ древних цысарей и королей, и подписа ихъ имяна, и вдаде имъ, всякому человеку, в руце по колоколу и по яблоку златому. И егда кий царь или краль с коея страны помыслитъ итти войною на Римъ, и на той башне той человекъ станетъ звонити в свой колоколчик. По тому же вестнику римляне на ту украину и войско отпустятъ, и побежаху, и не можаху околние цари и крали противъ ихъ стояти, и все к Риму приложишася. И аще коя земля мало помыслитъ восхощетъ от Рима отложитися, и той образъ начнетъ на башне звонити же в колоколчикъ, и звонитъ, дондеже та земля добъетъ челомъ Риму.

Да той же мудрецъ учини у нихъ на некоемъ месте огонь всегда горящъ, никогда же угасаше, и у того же огня учини воду потече нескоего древа, убогихъ ради, дабы ея пили и обмывалися ею. И постави у огня оного и у воды образ[941], и подписа его: „Кто мя ударитъ, той отомщение прииметъ". Образъ же той стояше у огня и у воды много летъ.