Том 15 (XVII век)

Мудрецъ же, восприимъ, рече: «Слыши убо, о преславный господарю, цысарю, бысть некий гость[922], имея у собя жену вельми красну. Да у него же бе птица, глаголемая сорока, глагола жидовъскимъ языкомъ, сказывая ему, гостю, всю истинну, что ся без него дома ни творитъ, или что от кого слышитъ, то все господарю своему исповесть, он же ее за то вельми любляше. Жена же его при немъ веръстою[923] зело млада, аки господарыня наша цысарева предъ тобою. Гость же той не часто спаше с своею женою, но не возможе ее утешити вожделение похоти, старости ради своея, и сего ради жена его возненавиде его и имъ гордети[924] нача. Приучи же к себе греховнаго ради хотения своего и возжделения плотъскаго некоего юношу лепа

[925] и юна суща, могуща скверное ея похотное желание исполнити и любодейства возжделение утолити, и пламень ярости и несытъства блуднаго угасити. И нача с нимъ чюжеложъствовати и несытною его любовию любити, и егда же мужъ ея отхожаше на куплю, она же в то время с чюжеложником своимъ пребываше, скверное хотение свое совершаше. Сорока же, видевъ сия вся, господарю своему исповедываше, гость же, слышавъ сия от сороки, жену свою зелно бьяше. Рече же ему жена его: „Ты убо веришь проклятой сороке, покаместа она у нас ни будет, и межу нами всегда мятежъ будет".

Гость же рече ей: „Та убо сорока не имеетъ лгати николи, что видитъ или слышит, то и скажетъ, болши язъ ей верю, неже тебе".

Случи же ся некогда, поеде гость той на куплю, жена же его посла к рачителю своему, дабы к ней скоро пришел. Он же до нощи не иде к ней, дабы его людие не видели, егда же достиже[926] нощъ, и онъ прииде к ней, и ляже с нею.

Услышав же то, сорока нача глаголати госпоже своей: „О госпожа моя, что твориши, господаря моего и своего не убоишися мужа, в потемкахъ чюжеложсъство твориши!"

Нача же и к чюжеложнику глаголати: „О злый человече, почто сотворяеши зло господарю моему, любодеиствуеши з госпожею моею, а съ ево женою! Аще тя во образъ не вижу за темностию нощи, но гласъ твой слышу, и о всемъ том сповемъ господарю моему".

Юноша же рече: „Слышиши ли, о жено, сия проклятая сорока насъ всемъ людемъ огласить". Она же рече ему: „Аз убо той сороке сей же нощи учиню смерть".

И воставъ в первое куроглашение[927], отпусти рачителя своего и любовника, и возва девку,

и повеле ей на верхъ клетки дробин наметати,[928] идеже седяше сорока, и пущаше громъ, и льяше воду на ту сороку, и шибая дробинами и пескомъ, и малымъ каменьицем.

Сорока же озябе от студена и малодушъствоваша[929], чая, что вправду на нее громъ бысть. Егда же мимо иде нощъ и приспе день, и прииде к ней госпожа ея, и повеле под нею подмести, и рече ей: „О милая моя сорока, дождемъ тебя и громомъ забило". Се же ей рекши, аже приеде гость, мужъ ея, и нача сороки спрашивати, да повесть ему, что сотвори ся без него.

Сорока же рече ему: „О милый господарю мой, повем ти все, что слышахъ. Жена убо твоя, а моя госпожа, бес тебя чюжеложъствова в нощи, мне же было нелзе видети во образъ любовника ея за темностию нощи, но гласъ его слышахъ и понощахъ ему ярыми словесы, да быхъ убоялся, да и жене твоей, а своей госпоже, много о семъ воспретихъ. Они же меня не послушаста, и спаста и чюжеложъствоваста. А надо мною, господарю мой, бысть беда велия ночесь, есми от грому и от дожду мало не умрохъ".

Услышав же то, гостина жена и рече мужу своему: „Господарь мой милый, почто веришь той сороке, что промежь мною и тобою ложъ, а не истинну, и ненависть творитъ своими лживыми словесы слагаючи, и срамоту мне приноситъ пред всеми людми. Аще ли хощеши изверити тое сороку себе, прямо спроси всехъ соседъ, бывал ли ночесь громъ, и молния, и дождь, и яже будетъ, то она тебе правду сказала, и аз готова на позоръную смерть".

Слышав же сия гость от оустъ жены своея, и нача в томъ спрашивати всехъ соседъ своихъ, в такову преходящую нощь видеша, бил ливнеи дождь, и громъ, и молния. Соседи же сказаша ему, что не бысть в ту нощ ничтоже, мимо иде тиха.

Жена же гостя того нача плакати и рече мужу своему: „Ужели еси изведалъ правду сороки своея и разумееши ли на мя ложь ея, аз убо по ее ложному оглашению во всемъ граде обесчещена".

Гость же поня веры лстивым глаголомъ жены своея, и вземъ ис клети сороку, и оторва ей голову. Жена же его улучи желание свое и обнемъ, целова его и возвеселися зело, и рече мужу своему: „О милый господарю мой добрый, доброе дело сотвори, уби сороку, отселе будем в покое жити".

Гость же иде паки х клетке, идеже седе сорока, обхожаше близъ клетки семо и овамо, и обрете над клеткою тою вверху дробины, и песок, и воду, и огарки, и удивися сему, и разуме лесть жены своея, что жена его на ту сороку лила воду и дробину, и песокъ, и камение метала. И нача вопити и тужити неутешно: „О беда ми, что сотворих, лети не разумехъ, убих верную свою сороку для слова жены своея!" И пад, и имение свое все розда нищимъ, сам же дошед во Святую гору и бысть мних».