Том 15 (XVII век)

Цысарева же, услышавъ, что цысаревичъ не умре, начатъ терзати ризы своя, и кричати велиимъ гласомъ, и плакать неутешно.

Цысарь же, услышавъ вопль и рыдание, воставъ, тече борзо к ней и, объемъ, нача ю утешити, дабы не кручинилась. Она же рече ему: «Како ми не плакати, отнюдь не могу терпети, понеже дочь есми кралевъская, твоя же жена цысарева! Ныне же сынъ твой окаянный поносъ[948] и укоризну ми нанесе велию, ты же ми обещася за срамоту мою убити сына своего, и се лжеши».

Цысарь же рече: «О любимая, не вемы, что сотворю! День по дне кручинишися, дабы азъ тобя ради убилъ сына своего, мудрецы вси пекутся о здравии его, азъ же не вемъ, чему верити, в кою страну правда есть».

Цысарева же рече ему: «Тогда узриши и воспомянеши словеса моя, егда случитца тобе, аки некоторому краю с моршалком[949]

!»

Цысарь же речей ей: «Повежъ ми, дабы азъ какие притчи могъ убити сына своего».

Она же рече ему: «Повем ти, но единого молю и прошу у тобя, да вериши словесемъ моимъ!»

Притча 6 цысаревы о некоемъ крале и о моржалке, како злата ради приведе жену свою

«Бысть некий краль, зовомый Берцо, недугомъ пухоты одержимъ бяше, и смердящъ бе, еже никакова жена не може с нимъ спати и гордяху имъ, понеже не можаху смрада терпети.

И помышляше итти к Риму и взяти мощи святыхъ апостол Петра и Павла. И егда бе на дороге, на некоемъ месте, и возва к себе любимаго си[950] моршалка, и рече ему: „Милый брате, добуди ми жену, дабы со мною ночь спала!" Моршалок же рече: „О господарю мой, понеже болезнь твоя ведома имъ, и сего ради кушаются[951] притти к тобе".

Краль же рече: „Обещайся дати ей тысящу златыхъ!" Моршалок же слыша то, что краль дает много злата, прииде к жене своей, бе убо лепа зело, и рече ей: „Хощеши ли богата быть навекъ?" Она же глагола ему: „Кимъ обычаемъ?" Он же рече ей: „Господарь мой, краль, хощетъ жены на сию нощъ, да спит с ним, и хощетъ дати тысящу златых. Ты же, любимая ми, иди к постели его и возми злато сие!"

Рече же ему жена его: „Хотя бы краль и чистъ былъ, и не буди того, еже мне с нимъ спати!"

Моршалок же рече ей: „Аз на том тебе кресте целую, что ничимъ не врежу тебя, токмо сотвори волю мою. Аще ли сего не сотвориши, то аз не начну любити тобя!" Она же рече: „Иду".

И вземъ ея, приведе ко кралю и рече ему: „Повели дати злато, еже обещался еси, и отпусти ея борзо!" Краль же повеле ему дати злато и ляже с нею. И егда ночь мимо иде, при утрии, прииде моршалокъ и рече ко кралеви: „Отпусти жену сию, понеже светъ близ есть, да не зрятъ ея люди, но осрамотиши ея!"

Краль же рече ему: „Еще убо рано, отиди от мене!" Моршалок же рече ему: „Отпусти, молю ти ся, понеже моя есть жена!" Краль же, прием свещу, слышавъ сие, и нача ея смотрити, и узна ея, что его жена, понеже бо и преди того видевъ ю, и рече моршалку: „О проклятый человече, что сотвори тысящи ради златников, осрамоти жену свою! Ныне же скоро буди от кралевъства моего бежа, да не зле умреши!" Моршалок же побеже от королевъства его.

Краль же прииде и объступи Римъ, и приступиша к нему зелно, убо восхотеша римляне ему выдати мощи святых апостолъ Петра и Павла.

Бяху же в то время в Риме седмь мудрецевъ, как и ты у собя имеешъ. Приидоша же к нимъ римляне и начаша бити челомъ, дабы оне премудростию своею избавили Римъ. Мудрецы же реша имъ: „Мы можемъ избавити Римъ, по днемъ кииждо насъ на день избавляет".

Выиде же из града первой мудрец и нача премудростию своею ко кралю глаголати, дондеже король не возможе противитися и ответу дати словесемъ его. Потом же к нему вси выходиша единъ по единому по дне, изглаголаху ему от премудрости своея, дабы отшелъ от Рима. Седмый же мудрецъ учини мудростию своею — облечеся в платье пернатое всякихъ птицъ перей, и взя в руки два меча нагихъ, изыде на высокую стрелню. Егда же краль узре, его, ужасеся и рече ко своему войску: „Видите, еже дивный человекъ прилете и ста на стрелне!" Они же реша ему: „О великий господарю, Богъ ихъ християнъской, услышав молитву ихъ, и посла к нимъ аггела своего, да поможетъ имъ. Аще ли учнемъ мешкати и не побежимъ от града, то вся побьетъ ны, и не останетъ ни единъ от насъ".

Король же, слышавъ се, и побеже от града с войскомъ своимъ, римляне же гнашася за нимъ и побиша войско его много».

Сия же рече, изглаголавъ, цысарева рече цысарю: «Разумей, яже ти глаголю, о цысарю! Моршалокъ жену свою потеря и высланъ есть из государства — се сынъ твой хощетъ тя убити, а самъ кралевати; а еже краль к Риму приступавъ, мудрецы сего устрашиша, и побеже, войско свое потеря, сице ты от них постражеши и убитъ будеши; но аще хощеши в покое жити, вышли сына своего из земли своея за срамоту мою».

Цысарь же рече ей: «Правду ми глаголеши, заутра сынъ мой да умретъ!» Во утрие же повеле сына своего казнити.