Том 15 (XVII век)

Ведому же ему на уреченное место, и слышавши вси людие плакахуся, мудрецъ же, емуже имя Клеофаса, забежа на коне напредь. Видев же его, цысаревичъ заплака и поклонися ему, слова ни единого не возможе изрещи ему, и вси людие кликнуша гласом велиимъ, рекоша: «О преизящный мудрецъ, иди борзо и умоли цысаря, избави ученика своего от смерти!» Мудрецъ же рече имъ: «Не плачитеся, имею надежу на Бога и чаю, избавлю его от смерти». И еде борзо к дому цысареву, и вниде в полату, и поклонися ему. Цысарь же возревъ на нь и рече ему: «Изыди, злодею, борзо ис полаты моея! Дах азъ вам в научение сына своего доброречного, ныне же учинисте его нема и безстудна, восхоте убо жену мою изнасиловати, ложе мое осквернити. Ныне же сей да умретъ, последи же и вы все да умрете!»

Мудрецъ же глагола: «Еже сынъ твой не глаголет, то есть судомъ Божиимъ, понеже некую мудрость в собе видитъ, ащели ныне не убьеши его, и по двою дни услышиши его глаголюща; а еже глаголеши, хотехъ жену твою изнасиловати, то имеши веры ложному оговору жены своея, чему и зстатися нелзе. Аще ли же его убьеши, случится тобе горшае того, якоже некоему рыцарю от жены своея, понеже вери слову ея, бе убо пытанъ и жженъ огнемъ, и розорванъ конми, и потом повешенъ и з женою своею». Цысарь же рече ему: «Бога ради, повеждь», — и повеле сына своего отвести в темницу.

Притча 6 мудреца о трехъ рыцарехъ и о старом рыцыре, и о жене его, что онъ убил трехъ рыцарей

Мудрецъ же рече: «Слыши убо, о великий господарю, цысарю. Бысть убо в Римъ у некоего древле цысаря три рыцари, четвертый же рыцарь бе старъ, име у собя жену вельми красну. Горазда же жена его песней пети. Тем же своим воспеваниемъ многихъ людей приведе к дому своему, и вся люди дивяшася воспеванью и красоте ея.

Прилучи же ся некогда седящу ей в полате своей у окна по обычаю, и воспеваше песни, смотря на улицу. В то же время с цысарева двора шедшу рыцарю, и узревъ ю, нача смотрети красоты лица ея, и возгорися любохотением, прииде к ней, нача ей глаголати о любви, дабы была с нимъ. Она же просящи тысящи златыхъ, он же обещался ей дати, и повеле она ему быти на первом часу нощи. Он же, объем, поцелова ю и иде от нея.

По нем же приеде к ней вторый рыцарь и глагола ей о любви. Она же просящи у него тысящу златыхъ, он же обещася ей дати, и повеле ему быти к собе в полунощи. Он же поцеловал ея, иде от нея.

Потом же приде к ней третий рыцарь, то же рече ей, и обещася дати ей тысящу златыхъ, и поцеловал ея, иде от нея. Она же повеле ему быти в куроглашение[952]

Между же собою рыцарие другъ про друга сего не ведаша.

Она же, шед к мужу своему, рыцарю, рече ему: „Хощу ти всю тайну свою поведати, токмо учини по моему совету, и много наидеши злата, и богатъ будеши вовеки". Он же рече ей: „Азъ бых радъ, да что сотворю?" Она же рече ему: „Приидоша ко мне три рыцарие — единъ по единому, и глаголаша со мною о любви, и обещалися ми дати по тысящи златыхъ". Он же рече ей: „Сотвори мудрость, а яже тебе любо, а мне годно же". Она же рече ему: „Аз убо велехъ имъ к себе быти, и стани за дверью с мечемъ, и кий поидетъ ко мне , ты же убей его. Они же будутъ единъ по единому по времени". Рыцарь же, мужъ ея, рече ей: „О жено, боюся, егда како люди уведятъ, нам же злою смертию умрети будетъ".

Она же рече ему: „Страшливе, не бойся, токмо твори повеленное мною", — и посла по рыцаря. Рыцарь же приде к ней и злато принесе с собою, и хоте с нею пребыти, мужъ же ея отсече ему главу. Тако и другимъ двум рыцаремъ такоже главы отсече.

Потом же рече рыцарь жене своей: „О любезная, уже мы такъ сотворихомъ, притчею[953] у нас ихъ вымутъ — намъ погибнути". Жена же его рече ему: „Есть убо у меня братъ, аз же умолю его, онъ ихъ спрячет", — и повеле к себе брату быти. Братъ же ея приде, она же сказа ему, что муж ея уби рыцаря, самъ пьянъ спит, и моли его, дабы схоронилъ и положи его в мехъ.

Вечеру убо приспевшу, он же вземъ его и отнесе в море, в воду, и паки приде к сестре своей и нача от нея просити, дабы ему дала добраго вина пити. Она же иде положи другово рыцаря в мехъ и, облия водою и вземъ скляницу, иде и бутто запяся, и возвалися, и воскрича, и скляницу пролия. Брат же ея приде к ней и подня ея, она же рече ему: „О беда ми, опять мертвый прииде!" Брат же ея, ево вземъ, и отнесе вверже в воду, и паки прииде к сестре, и прося у нее вина пити. И сестра же его в то время приготови третьево рыцаря, положи в мехъ, иде взя вино и паки зацепися, и повалися, и воскрича гласомъ. Братъ же ея приде к ней, подня ю, она же рече ему: „О беда ми, братец, паки мертвый прибеже и лежит в мешке, о беда ми, како ми его избыти?" Братъ же ея вземъ его, несе за градъ и скину его на огонь, самъ поиде на страну. Аже в те поры приеде ко огню рыцарь из далнихъ странъ и нача у огня гретися. Он же, пришед, уби его да и того кину в огонь и с конемъ сожъже его, и прииде к сестре своей и сказа ей. Сестра же его рече ему: „Убил убо еси неповиннаго", — и нача его поити вином до его воли.