Том 15 (XVII век)

Александръ же слышавъ сия, и иде ко кралю, и рече ему: „О превеликий господарю мой, азъ бо повем ти вороновъ реченье еже к тебе, толко даждь ми, еже обещася". Король же рече: „Еже обещахся, дамъ неизменне!"

Еще же имъ глаголющимъ, и се прилетеша три вороны, и начаша кричати, аки некую жалобу испущаху ко кралю. Александръ же рече: „Слыши убо, о господарю мой, прилеташа к тебе три вороны. Един — отецъ, вторая — мати, третие убо — сынъ ихъ. Муж з женою о сыне между собою спирахуся, а просятъ у тебя розсуждения, дабы ты ихъ розсудилъ, хто имеетъ молодымъ ворономъ владети, понеже отец его добыл и кормилъ, а мать родила, по рожении муку велику претерпела, да его, сына своего, покинула, а не кормила".

Король же выставя окончину, и рече к нимъ: „Слышите убо, враны! Понеже ты, мати, его покинула, то и веселие свое изгубила, а отецъ голодъ имелъ, а сына своего кормилъ, и воронетку жити со отцомъ, а не с матерью", — и отрече им судъ свой кралевъской. Слышавше же враны кралевъское судное отречение, и воскричаше вельми, и полетеша прочъ, и потом ихъ не видеша в томъ кралевъстве.

Краль же рече Александру: „Како убо есть имя твое?" Он же рече ему: „Имя ми есть Александръ". Краль же рече: „О чадо, отныне тобе приказываю, иного никого отцемъ не зови, кроме меня! Дам же тебе и дщерь свою единочадну в жену, и по моей смерти кралемъ будеши во Египте". И приказа всемъ людемъ Александра звати своим сыномъ.

И живе Александръ много летъ, и у краля, и у всехъ людей бе честенъ, и нача быти славенъ рыцарь, и уристание многое творяше, и не бе такова рыцаря, кий бы со Александромъ бился или кто с нимъ мудростию зговорилъ.

По днехъ же некихъ прииде Александръ ко кралю и рече ему: „О всесветлый господарю мой, слышу убо о некоемъ цысаре именем Цылеусе, еже всехъ кралей всего света мудростию и разумом превзыде. Сего ради во всемъ свете слава его слышитца, иже хто хощетъ добрых обычаев у него научитца и великие, и добрые, и красныя службы извыкнетъ, и злата и серебра, и камения драгаго много у него можетъ нажити. Ныне же, о господарю мой, молю тя, да повелит твоя держава мне ехати к нему служити, да еще быхъ у него мудрости навыкъ".

Король же рече ему: „Буди, чадо, на твоей воли! Емли с собою злата и сребра, елико хощеши, да тамо с честию поживеши, заклинаю же тя, да не замедлиши там, буди ко мнеи поимеши дъщерь мою".

Александръ же рече ему: „О великий господарю мой, пожди мало, егда ся возврачю, тогда дщерь твою с великою честию поиму!" И поклонися кралю, иде и, собрався со учреждениемъ, поеде.

Доехавшу же ему града оного, идеже цысарь онъ живяше, и нача толкати во врата градные, поведаша же о немъ цысарю. Цысарь же повеле его во град пустити. Александръ же поеде к цысарьскому двору людно и чесно, бе видети учрежение его изрядное. Егда же прииде к цысарю, поклонися ему, якоже обычай есть царемъ челомъ ударити. Цысарю же воставшу с места, и приемъ, и облобыза его, и рече ему: „Милый сыну, которое земли, и чего ради ко мне ездиши?"

Александръ же рече ему: „Сынъ есми государя краля Египетцково, приехал же послужити твоему величеству, слышавъ твою ласку и жалованье".

Цысарь же его пожалова, и повеле ему у собя быть в кравчихъ[961], и оттоле моршалкомъ назва его для своего обычая и двора. Александръ же таковъ бе мудрецъ, иже ото всехъ любимъ.

По нем же приеде борзо сынъ короля Израительсково имянемъ Лодвикъ цысарю служити.

Цысарь же его с честию приня и воспроси имени его, и родства, и кия земля. Он же рече ему: „Имя ми есть Лодвикъ, сынъ краля Израильтеского, слуга же вашъ. Цысарь же рече: „Александра убо учиних у собя кравчимъ, ты же буди у меня чашникъ[962]", — и даде ему дворъ со Александромъ.

Бяху же Александръ и Лодвикъ лицемъ и возрастом, и власы, и глазы приличны другъ другу, и в молвехъ, и в речехъ — во всемъ приличны, токмо мудростью другъ от друга различни, и между собою велми любляхуся. Александръ же бяше зело моченъ, а Лодвикъ младъ и не мощенъ, токмо в томъ разньство межъ ими бяше.

Цысарь же имяше у себя дщерь единочадну, имянемъ Фларенту, зело ее любяше, понеже лепа бе. Цысарь же на всякъ день, на исходе стола своего, посылая съ ествою Александра, цысаревна же Александра видевъ, зело его любяше и хоте себе его имети мужем, понеже бяше храбръ и мудръ.

Случи же ся некогда, единого дне Александру сотворше пир на свою братью, Лодвику же приказа, чтобы про него сказал цысарю немочна. Лодвик же, приехав к цысарю, и ста на Александрове месте, и учалъ цысарю ести готовити, назва ся Александромъ. Лодвика же сказавъ немочна, понеже никаков человекъ во обличье их не могъ познати, кое — Александръ, и кое — Лодвикъ.

У цысаря же, егда стол исхожаше, рече Лодвику, мня его Александра суща: „Милый сыну Александре, иди отнеси от мене еству дочере моей!"

Лодвик же цысаревны преже того николи не видаше, и вниде к ней в полату, и поклонися, и вдастъ ей еству от цысаря, отца ея. Увидев же его, цысаревна и позна, иже не Александръ бе, и рече ему: „Како есть имя твое и чий еси сынъ?"