Том 15 (XVII век)

Яко рыболове принесли рыбы хъ князю и в ней нашли перстни князя Петра.

И князь Вольфангъ, какъ из монастыря приехали и с княгинею в домъ свой, и в то время принесли рыболове рыбы морские, и князь указалъ большую рыбу пред собою рознять. И повар сталъ рознимать, и нашел в ней узолъ червчетой тафтяной, и розвязалъ тотъ узолъ и увиделъ в немъ три перстни золотыхъ з драгими каменьи, а на каменех вырезаны печати государя своего, и изумелся на перстни зря, и реклъ: «Великий княже, в сей рыбе нашелъ я три перстня золотыхъ, а на них печати твои государьския». И князь, взявъ те перстни, шелъ хъ княгине своей и показалъ ей. И княгиня, видя те перстни, что сыну своему благословила, горько заплакала и не могла слова промолвить, от тяшкой своей печали обмерла и упала на землю, и многое время лежала. И какъ опаметовався, и стала великиимъ гласом кричать и плакать неутешно: «Увы мне, горькой! Утеряла я единороднаго сына своего. О сыне мой возлюбленный, едина надежда старости нашей! И ныне вижу я, мати твоя, что несщастное показалъ рыцерство свое. Охъ, несщастной мне печальной матке! Чего для мы поволили ехать в посторонние государьства, имеючи единаго сына! О проклятая рыба, чему ты обещадила[1158]

меня! Охъ, мой возлюбленный сыну, какое было погребение твое во глубине морстей? О несчастной былъ тотъ часъ, в который ты захотелъ ехать из дому нашего для рыцерской славы своей. Ныне вместе с тобою утонула слава твоя во глубине морстей. О милый мой сыне! Не скоро уже из воды морской освободисься. О злощастие! Не могло над кемъ иным указать пагубы своей, только над возлюбленным моимъ сыномъ. Охъ, бедная я матка! Имела единаго сына, котораго начаялась имети при старости своей утехи, а ныне обрела въместо утехи печаль великую и въместо подпоры старости нашей смерть. Охъ, позорная и немилосердная смерть! Естьли ты отняла всю утеху и радость мою, возлюбленнаго сына моего, возьми жъ ныне и меня за нимъ», и рекъши то, горько заплакала.

Князь же Вольфангъ, видя великую печаль, и плачь княгини своей, вельми запечалился и горько плакал, и не дая в себе печали своей знать и размножиться, стал княгиню свою от печали утешать всякими словами мудрыми, и реклъ ей: «О возлюбленная моя княгиня! Воспомяни патриарха Иакова, въ какой жалости по сыне своемъ Иосифе былъ[1159]

, и как Богъ ево потешил милостию своею. Воспомяни жъ и Иева праведнаго[1160]

, колико утрати сыновъ своихъ и все имение свое, потомъ сторицею далъ ему Богъ. Мочно и нам на него надежду свою возложить, возможно Господу Богу и насъ такъже помиловать. Итак, престанемъ от плачу своего, и возложимъ надежду на Бога своего».

И княгиня, слыша такие речи князя своего, мало от печали унялася и рекла ему: «О возлюбленный мой княже, рада б я была, чтоб Господь и мне терпение такожде далъ, потомъ бы насъ утешил своею милостию. О проклятая рыба! Чего для ты мне такие злые вести принесла?» И указала во всехъ своихъ полатахъ все украшение съ стенъ снять и обить черными утварьми. И какъ сия ведомость[1161] рознеслася по всему княжению ихъ, и бысть великая печаль во всемъ княжению ихъ.