Том 15 (XVII век)

О томъ милости у тебя, царю, прошу: при великой старости остались отецъ мой и мати, а тому ныне третей годъ, какъ не ведаютъ про меня, где я, живъ ли или нетъ. И ныне обо мне имеютъ великую печаль, а естьли от печали при такой старости случится имъ смерть, то убоецъ имъ буду я, что при старости ихъ покинул и прочь отъехал. Ныне у тебя, великий царю, милости прошу, поволь меня отпустить ко отцу своему и матери на время повидаться. А какъ и мне изволишь срокъ положить, в то время к тебе буду, взявъ благословение отеческое у нихъ».

Царь услыша такое прошение, и изумелся и вельми ему стало жаль, что слово свое далъ ему, что ево ни в чемъ не преслушать, и реклъ ему царь: «Прошение твое вельми мне любо, что помнишь родителей и благословения от нихъ жедаешь. А о том вельми не любо, что ты от меня хощешь отъехать, а что я далъ слово свое въ челобитье твоемъ тебя пожаловать, только помысли, поживи еще в дому нашемъ, а по смерти моей учиню тя царемъ турецкимъ».

Князь Петръ сталъ ему всякими словами мудрыми бити челомъ со слезами. Царь, видя хотение его, пожаловал, указалъ его отпустить с великою честию на срокъ. А князь Петръ услыша то, палъ пред царемъ в ноги и за милость его царьскую билъ челомъ, и обещалъся на тотъ срокъ приехать. Царь указалъ грамоты писать до своихъ пашей в все городы, где ехать князю Петру, чтоб они ево с великою честию въстречали и провожали. А что имъ князь Петръ повелитъ, делать, чтоб ево во всемъ слушались такъ, какъ самого царя.

И так его царь отпустилъ во свою землю вельми славно, и пожаловал ему великое богатьство злата и сребра и драгих запанъ, каменья драгаго и жемчугу несказанное множество, и с великою жалостию отпустил его.

Князь же Петръ, взявъ такий милостивый отпускъ от царя и поехал в дорогу. И приехал до Александрии и попалъ ему карабль францужской земли. И князь Петръ нанял тотъ карабль и по уговору карабельщику далъ за провоз деньги. Потом сталъ мыслить, какъ бы довести великое богатьство во свою землю. И купилъ 14 бочекъ, и насыпал с обеихъ концовъ соли, а в середку техъ бочекъ положилъ злато и сребро и драгие каменья, и жемчугъ, и драгие запаны. И сказалъ карабельщику, что в тех бочкахъ соль, потом отпустился от брегу и плыли ветром добрымъ по морю. Потомъ переплыли море на другую страну, недалеко от францужской земли пристали карабли. А князь Петръ былъ боленъ в то время от моръского ходу. И вышедъ на брегъ, гулялъ по брегу и нашел хороший лугъ, на которомъ лугу много было пахучихъ всякихъ цветовъ. И князь Петръ легъ на том лугу промежь цветами. И с того морскаго ходу от добраго ветру стало ему лехко, и сталъ зрети на цветы, и увиделъ промежь всеми цветами единъ цветочикъ краше всехъ и благовоннее, и сорвалъ его. И глядя на цветочикъ въспомянулъ красоту прекрасной кралевны Магилены, что промежь прекрасными прекрасънее всехъ была. И какъ въспомня, сталъ горько плакать от всего сердца своего, размышляя, где ево возлюбленная прекрасная невеста делася. Будучи въ такомъ размышлении и плачу, с той великой печали уснулъ на томъ лугу. Потомъ карабельщики, видя ветръ добрый по себе, не хотя мешкать, възошли все на карабль, и видя карабельщикъ, что ево нетъ, помыслил себе по брегу ходить и кричать. А князь Петръ на томъ лугу столь крепко уснулъ, что не могъ услышать тотъ крикъ. И видя то карабельщик, что ево нетъ, помыслил, что ево зверь съелъ. Поднявъ парусы, побежали караблемъ во свой путь.

И в малом времени приплылъ карабль к тому пристанищу, где монастырь кралевны Магилены. И все свои товары выложили, и сталъ говорить карабельщикъ с товарыщи своими: «Добраго человека соль, что намъ добре заплатилъ наемъ, где мы ее денем? Отдадимъ ее въ монастырь и прикажемъ, естьли онъ живъ и придетъ, чтобъ ему отдали, а будетъ мертвъ, чтоб въ монастырь взяли». И шедши х кралевне въ монастырь, и въ церкви Богу молилися, и кралевне поклонилися, и рекли ей: «Великая старица, нанял насъ человекъ добрый из Александрии до сихъ местъ свести 14 бочекъ соли и неведомо, какими мерами отсталъ от насъ на брегу. А ныне ево нетъ, отдать некому, возьми ты тое соль к себе въ монастырь. Естьли онъ будетъ, отдай ему, а естьли не будетъ, пригодится въ монастырьскую потребу. А его за то поминайте». И те бочки указала кралевна карабельщикомъ въ монастырь привесть и велела ихъ принять.