Том 15 (XVII век)

Сравнив русский текст «Повести...» с польским изданием, исследователи В. И. Резанов (Из истории русской драмы. Действие о князе Петре Златых Ключах // ИОРЯС. Пб., 1906. Т. 11. Кн. 4), а вслед за ним В. Д. Кульмина (Из истории русской драмы. Школьные действа XVII—XVIII вв. и театр иезуитов. М., 1910) отметили, что русский переводчик придал ей новые оттенки: вставил имя Петра в заглавие, тогда как в польском тексте указывалась одна Магилена, снял католическую окраску набожности обоих героев, по разным причинам сократил польский текст. Русский вариант — это «вольное, несколько сокращенное переложение польского оригинала».

Самый ранний из восточнославянских списков относится к 1660 г., а русский перевод — к 1662 г. Он выполнен переводчиками Посольского приказа во второй половине XVII в. В 90-е гг. XVII в. «Повесть о Петре Златых Ключей» вместе с другими «потешными книгами» читают маленькому царевичу Алексею Петровичу.

В XVIII в. повесть имеет широкое распространение в дворянской, мещанской, купеческой, а в XIX в. — в крестьянской и в солдатской среде. Вместе с «Повестью о Бове Королевиче» она входит в русский лубок.

В настоящем издании текст печатается по книге В. Д. Кузьминой «Рыцарский роман на Руси». М., 1964, в которой на с. 275—331 воспроизведен старейший полный список I редакции, 1702 г. (Киев, ЦНБ Украины, Муз. собр. 677/ДА892, л. 227—346); все списки XVII в., как установила В. Д. Кузьмина, дефектны. Текст для настоящего издания заново сверен с рукописью, внесены некоторые поправки, устранены неточности. Принимается в основном членение текста на фразы, произведенное В. Д. Кузьминой, ее поправки затемненных и ошибочных мест русского текста, восстанавливаемые ею по польскому изданию «Повести...» (Краков, 1701). Однако сохраняются «неправильные» с точки зрения современной орфографии чтения рукописи там, где правильное чтение (падежные окончания, согласования) легко восстанавливаются по смыслу.

ПОВЕСТЬ О БРУНЦВИКЕ

Подготовка текста и комментарии А. М. Панченко

ИС КРОННИКА[1178]

СКАЗАНИЕ О БРУНЦВИКЕ И О ЕГО СИЛЕ, КАКО ДОБЫ ЛВА, И ПРЫТКОСТИ И СИЛЕ ВЕЛИКОЙ СЫНА ШТЫЛФРИДОВА

Егда[1179] же бысть Брунцвикъ по смерти отца своего Штылфрида, остася во всем богатстве его, и начат княжение отца своего Штылфрида держати и правити с великим разсмотрением, разсуждая, иное же докладывая, старейших думы и чинов, и науки отца своего, и умения всякого, како отецъ его умышлял и како кому почести творил, сверстным[1180] и духовным, сиротам и вдовам, паньям и панам, бе бо почестный князь и разумный велми, и по всей земли о нем слава была добрая.

И егда же бысть по двою летех и трех месяцех по смерти отца своего, воспомянул Брунцвик на удалость отца своего, что он много добра учинил Ческой земли, своей службою выслужил честь всей земли своей. И начат глаголати панье своей: «Пания моя милая Неомения![1181] Скажу свою думу тебе, что думаю есми ехати и хочю своею службою добыти честь языку

[1182] своему. Ты бо ни за какова не ходи доброго князя; аз аще и умру, а знамение оставлю по собе, что ни буди. А прото[1183] отецъ мой мне радил[1184], такоже и прадеды наши, да бых[1185]

, где мог, которую добрую славу имени своему и земли своей честь добыл. Отецъ мой, той есть выслужил орла своею службою, а яз, аще Бог велит, хочю лва добыти. Ныне же даю тебе свой перстень с своей руки, чтоб тобе было ведомо, а твоей руки перстень собе емлю[1186] с твоего перста, для того, чтоб еси никому не верила. Егда же тот перстень сама узриши, то ведай, что жив есми и в добре. Аще ли его не узриши в сем лет, то буди ти ведомо, что уже не жив есми. Помыслил есми, аще ми и умрети будет, а инако того не учиню».

Слышав се, Неомения начат от сердца плакати и тужити, рекучи: «О беда мне, о горе мне! Кому мя оставиши, мой милый пане? Отецъ мой и мати моя велми далеко от мене. Кто мя смутную[1187] утеши? С ким учну веселитися?» Брунцвик рече: «Милая моя кралева Неомения! Не еду от тебе, как молвиш, не устроив тебе, и не зделаю того так, как тебе мнится, но хощу послати по отца твоего, дабы на моем месте правил бы княжество мое, и оброки мои имал, и о тебе бы радел, и строил бы двор твой; а иному тебе не оставлю, опричь отца твоего. А ведаю бо и аз, что тебе меня жаль, что мне от тобя будет ехати далече. Мне бо наипаче твоего жаль будет по тебе, но инако того не мощно сотворити». Королевна Неомения рече: «Аще бы было тебе меня жаль, то бы еси где ни ездил, а ко мне бы еси приехал и мене бы еси утешил. Но и ныне уже вижю грех свой, что хощеши мене забыти. Беда бо ми велия бысть, до сякова дни дожившей !» И объем[1188] его с плачем великим и со слезами, и жалостне велми начат его целовати и начат у него упрашивати, дабы ея не забыл и остался бы с нею. Брунцвик рече: «Не плачь, милая моя панья! Уже бо ми не мощно сего слова переменити. Наши бо княжие слова никогда бо не живут лживы». И сам, заплакав, пал: «А любо ми, Бог дастъ, и аз опять возвращуся».