Том 2. Верую!

– Литература.

– Возьмут.

– Серьезно: вы не скучаете здесь? Почему летом-то остались?

– Тут... всякие дела. Не скучаю, я серьезно говорю. Только надо... Да нет, впрочем...

– Что?

– Так. Найдется что-нибудь, чтоб не скучать. Были в школе?

– Нет еще.

– Отличная школа. Вот такие нужны.

– А ребята как?

– Как везде – разные. Многих бы я попер из школы. Нельзя. Это плохо.

– Плохо, что гнать нельзя?

– Да. Зачем?.. – молодой человек совсем повернулся к Ольге и с горячностью стал ей доказывать; – Зачем, скажите, и ему, и себе нервы трепать?!

– Но восемь-то классов надо...

– Да восемь-то ладно. А он за восемь перевалил, а учиться не хочет. Ну и иди с богом! Сглупил? Ошибся? Вечерняя школа к услугам. А мы врем, тройку ставим, когда надо двояк прочный. Кол осиновый!

– О!..

– А есть славные. Одно удовольствие. При чем тут деревня?

Свет погас наконец.

– Поехали, – сказал молодой человек и снял пиджак. Фильм, правда, был хороший. Но Ольгу волновала близость молодого человека, она почувствовала плечом его руку и отвлеклась от картины. Можно бы отодвинуться и сосредоточиться на картине... В конце концов Ольга так и сделала. Но теперь она слышала запах «Шипра», исходивший от его лица. И это тоже отвлекало. Это вконец вывело из себя Ольгу. Впору было встать и уйти. Черт знает что лезло в голову, захотелось вдруг крепко прижать его к себе и шепнуть на ухо ласково: «А ты еще совсем-совсем маленький». У нее даже голова заболела от волнения. И в ушах пошумливало. «Да ты что, девка?» – пыталась она унять себя. Едва досидела до конца сеанса. Вышли вместе. Ольга глубоко вздохнула.

– Душно...

– Хорошая картина. Оказывается, не надо ничем удивлять, – молодой человек задумчиво сморщил лоб и потрогал его пальцем. – Лев Толстой говорил: «Если хочешь что сказать, скажи прямо». Правильно.

– Пойдемте на речку? Так пить захотелось, не дотерплю до дома.

Пошли на речку.

Волнение Ольги поулеглось, и она теперь думала: «Что это? Любовь, что ли? Боже милостивый!..»

– Как вас зовут?

– Юрий. А вас?

– Ольга.

– Вот такие-то дела, Юрий Батькович, – Ольгу опять стало одолевать волнение. – Как говорил Лев Толстой?

Юрий что-то начал понимать. Молчал. Растерялся, наверно.

В темном месте Ольга остановилась. Юрий тоже. Ольгу слегка затрясло... Теперь уж она не могла – обняла его, нашла его губы и нежно поцеловала. Едва сдержала себя, чтоб не впиться в них с жадностью.

– Вот так... как учил Лев Толстой. Ну что? Говори что-нибудь! – Ольга еще держала его в объятиях.

– Оля, что это? – голос Юрия вздрагивал. – Что-то не понимаю...

Ольге стало легко и весело. Теперь она обрела себя. Отпустила его, вздохнула полной грудью.

– Пойдем на речку, я утоплюсь. Только не молчи, а то мне сейчас станет стыдно.

– Я не молчу. Я только не понимаю...

– Да я сама не понимаю! А чего непонятного, кстати? Ну, поцеловались. Ты что, до этого никогда не целовался?

– Почему?..

– Ну и вот. Влюбилась в тебя. Но убей бог, не знаю, за что. Ты красивый, что ли? В тебя влюблялись?

– Кой черт влюблялись! Я как тюлень...

– Вот, а я как раз люблю тюленей.

Подошли к речке, Ольга оперлась руками о берег, припала к воде.

– Охх!.. Сейчас всю выпью, – еще раз припала.

Юрий сел на камни. Молчал. Он еще не пришел в себя от случившегося.

– Ну пойдем, – Ольга поднялась, ополоснула руки. – Я объясню, что произошло, – действительно стало немножко стыдно. «Тороплюсь. Всегда тороплюсь». – Произошло... я не знаю, что. Кажется, я правда влюбилась. Но поступила сейчас ужасно-ужасно глупо, – Ольга говорила тихо. Ей захотелось вдруг плакать. – Ужасно!.. Дура.

– Не надо так, Ольга.

– А иначе не могла. Мне показалось, что я тебе нужна. Понимаешь? Не сейчас, не... Всегда. И ты мне нужен. Но я... маханула так, что теперь не понимаю: это показалось или это так и есть?

– Ольга, – сказал вдруг твердо Юрий, – я слабохарактерный человек, но иногда на меня находит... Не мучайся. Я знаю, что тебя мучает: сама первая сказала. Да еще так... сразу. Только, ради бога, не мучайся. Во-первых: если мне не сказать, я сам никогда не скажу. Во-вторых... Черт, я еще не очухался...

– Иди домой. Давай очухаемся.

– Подожди, Оля.

– Нет, давай подумаем. Надо. Иди. До свиданья, – Ольга повернулась и пошла в свою улицу. Шла скоро, не разбирая дороги. Она плакала. Это впервые за много-много лет. Она даже не помнила, когда она последний раз плакала. Плакалось, не могла успокоить себя и не могла понять: отчего же плачется-то?

На другой день Юрий рано утром пришел к Фонякиным.

Фонякин ругался по телефону в прихожей.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Счас, минуточку... – Фонякин выяснил наконец, сколько машин пойдет с рабочими на покос, повесил трубку.

– Ольга Павловна дома?

– Ольга?.. Спит, наверно. Счас посмотрю.

Юрий остался в прихожей.

– Идет, – сказал Фонякин, проходя в кухню. – Садитесь, пожалуйста.

– Ничего, спасибо, – Юрий подождал немного в прихожей, потом вышел на крыльцо. Не заметил сам, как начал ходить по крыльцу туда-сюда.