Вышла Ольга в халате... Наступил тот самый момент, которого оба, наверно, боялись и ждали. Сколько он продолжался, этот мучительный момент?.. Смотрели в глаза друг другу...
– Я не умытая еще, – словно оправдываясь, сказала Ольга. Сказала негромко.
Юрий шагнул к ней, взял за руки.
– Оля...
– Подожди, не надо. Не говори. Я сейчас... возьму полотенце.
– Оля, я только хочу сказать...
Ольга, не слушая его, ушла в дом.
Вышла она в легком ситцевом платье, которое очень было к лицу ей. На плече – полотенце.
– Оля...
– Не надо! Ты же сказал. Я все поняла, Юра.
– Я ничего еще не сказал. Я всю ночь думал...
– Теперь ты торопишься. Не надо. Давай спокойно идти... Я тоже всю ночь думала.
– Мы куда?
– На речку. Купаться.
– Я, кстати, там пиджак забыл вчера.
Ольга засмеялась.
Утро было на редкость прекрасное. Солнце выплыло из-за горы и всю землю затопило прозрачным теплым светом. Все отсыревшее в ночной прохладе – крыши домов, заборы, деревья, – все отходило теперь, чуть парило, издавало волнующе-свежий, резковатый запах подгнившей древесины, зелени, подсыхающей земли... Взошло солнце, и природа светло безмолвно ликовала. Человеку бы так!
– Побежим? – предложила Ольга. И первая побежала. Юрий побежал за ней следом.
– Неудобно немного... Оль?! – негромко крикнул он на бегу.
– Учитель?.. За бабой с утра пораньше?!— Ольгу взял такой смех, что она остановилась и долго хохотала, запрокинув голову.
Юрий стоял рядом, улыбался, любуясь ею, такой же свежей, здоровой, чистой, как само это утро.
– Ты как это утро, Ольга, – сказал он.
– Милый ты мой, – с нежностью сказала Ольга, погладила его мягкой, теплой ладошкой по голове, по щеке. – Умненький мой. Малышечка моя...
Юрия обожгла такая неожиданно сердечная, неподдельно-родная интонация и нисколько не обидело, что он «малышечка».
Пришли к реке. Пиджак Юрия лежал на берегу.
– Купаться будешь? – спросила Ольга, глядя на Юрия, готовая опять смеяться.
– Я плавки не взял, – простодушно сказал Юрий.
Ольга опять засмеялась: что-то смешно ей было сегодня, все смешно.
– Сколько тебе лет, Юра? – спросила она, раздеваясь.
– А что? – Юрий покраснел и всячески старался не выдать волнения, какое охватило его при виде ее полуобнаженного тела.
– А что?
– Ну так. Сколько?
– Двадцать шесть, – он прибавил себе полтора года.
– А мне – двадцать девять, – Ольга бросила платье на камни, распрямилась, чуть прогнулась назад, раскинула руки. – Двадцать девять, тридцать, тридцать пять, сорок – все. Бабий век – сорок лет.
– Чепуха, – счел нужным сказать Юрий, думая в это время: раздеваться ему или нет. И решил, что не нужно.
Ольга постояла над водой, глядя в нее, потом сразу ухнула с головой вниз... Вынырнула, охнула и поплыла от берега, загребая одной рукой. Крикнула:
– Хорошо! Обожгло всю!..
Юрий понимал, что не надо бы ему сейчас раздеваться – показывать свое отнюдь не атлетического сложения тело, но и сидеть дураком на берегу, когда женщина купается, тоже как-то неловко. Он быстренько, пока Ольга была далеко, скинул одежду и тоже, как она, ринулся с головой в студеную воду. Действительно обожгло.
– Плыви сюда!
Юрий поплыл было, но вернулся.
«Еще судорога, на грех, сведет», – подумал он.
...Лежали на теплых камнях. Юрий нет-нет да невольно взглядывал на Ольгу. Молочно-белое, гладкое, крепкое тело ее все было в мелких светлых капельках и блестело под солнцем, как чешуйчатое.
«Такой я еще не видел», – должен был признаться Юрий.
«Приедет Петр, наделает беды, – думала в это время Ольга. – Убьет кого-нибудь: меня или его».
– Юра, я ведь замужем, – сказала она серьезно. И ждала, что скажет Юрий. Рук с лица, которыми защищала глаза от солнца, не отняла.
– Ну и что? – спросил Юрий. – Разве не бывает?..
– Бывает, – согласилась Ольга. – Ты поможешь мне закончить институт, – Ольга отняла руки от лица, приподнялась на локте. – Я все перезабыла.
– Вспомним! Чего там помогать-то, господи.
– Нет, не просто окончить – не так. Так я могу. Все должно быть очень серьезно, Юра. Все должно быть удивительно серьезно, ты не представляешь себе, как! Должна быть огромная библиотека с редкими книгами. Должно быть два стола... Ночь. За одним ты, за другим я. Полумрак, только горят настольные лампы. И больше ничего. Два стола, два стула, две раскладушки... Нет, одна такая широченная старинная кровать, застеленная лоскутным одеялом. И наволочки на подушках – ситцевые, с цветочками... Ты кого больше всех любишь из ученого мира?
– Коперника, – первое, что пришло в голову, сказал Юрий; он никогда так не думал: кого именно больше всех.
– А я – Циолковского. Я видела в Калуге его домик... Здорово это – почти всю жизнь прожить непризнанным. Только под конец, когда уже ничего не нужно... А?
– Это – подвижники, – согласился Юрий. Его тоже постепенно захватывало чувство, какое владело сейчас Ольгой; она умела заражать. – Это – чисто российское явление.
– Вот именно! А еще в доме должна быть мастерская...
– Какая мастерская?