Том 3 Сага о Форсайтах. Книга 2

Когда Тони опять ушёл в холод и слякоть этого хмурого тревожного дня, он оставил обитателей Кондафорда в глубоком унынии. Клер поднялась к себе, сказав, что у неё болит голова и она хочет полежать. Остальные три члена семьи остались у неубранного чайного стола и разговаривали только с собаками, а у людей это верный признак глубокого душевного разлада.

Наконец, Динни встала.

— Ну, дорогие мои, слезами горю не поможешь. Во всём есть и хорошая сторона. Они могли бы быть и красными, как кровь, вместо того чтобы быть белыми, как снег.

— Пусть защищаются, — буркнул генерал, скорее про себя. — Нельзя позволять этому господину делать всё, что он захочет.

— Но, папочка, если Клер освободится, и притом с чистой совестью, ведь это будет очень хорошо! Насколько меньше шуму! И вместе с тем какая ирония судьбы!

— Покорно признать такого рода обвинение?

— Все равно её имя будут трепать, даже если она и выиграет процесс. Никто не может безнаказанно провести ночь в автомобиле с молодым человеком. Правда, мама?

Леди Черрел чуть улыбнулась.

— Я согласна с твоим отцом, Динни. Меня возмущает, если Клер разведут, хотя она решительно ни в чём не виновата, она просто сглупила. И потом — это же обман закона. Не правда ли?

— А закону это всё равно, дорогая. Однако…

Динни вдруг умолкла. Глядя на печальные лица родителей, она поняла, что для них, очевидно, в браке и разводе таится какой-то священный смысл, которого для неё не существует, и убеждать их бесполезно.

— Молодой человек показался мне порядочным, — заметил генерал. — Ему надо будет поехать вместе с нами к адвокату.

— Я, пожалуй, поеду завтра вечером с Клер, папочка, и попрошу дядю Лоренса устроить тебе встречу с юристами в понедельник. Тебе и Тони Круму я позвоню с Маунт-стрит утром.

Генерал кивнул и встал.

— Собачья погода! — сказал он и положил руку на плечо жены. — Не огорчайся, Лиз, они скажут только правду. Пойду к себе, подумаю над планом нашего свинарника. Можешь зайти попозднее, Динни…

В самые критические минуты своей жизни Динни чувствовала себя больше дома на Маунт-стрит, чем в Кондафорде. Ум сэра Лоренса был много живее, чем ум её отца, а непоследовательность тети Эм больше успокаивала и поддерживала, чем тихая и чувствительная отзывчивость матери. Когда какая-нибудь драма кончалась или ещё не начиналась, в Кондафорде жилось отлично, но для душевных бурь и решительных действий там было слишком тихо. По сравнению с другими поместьями, усадьба Черрелов выделялась своей старомодностью: ведь во всём графстве это была единственная дворянская семья, безвыездно жившая в деревне из поколения в поколение. Поэтому дом Черрелов казался чем-то несокрушимым. «Кондафордская усадьба» и «Кондафордские Черрелы» стали уже своего рода достопримечательностью. Люди чувствовали, что Черрелам чужд образ жизни крупных местных землевладельцев, приезжавших только на конец недели и на сезон охоты. Что касается мелкопоместных семейств округи, то деревенская жизнь сводилась для них к особому культу развлечений. Они играли в теннис и бридж, устраивали пикники, иногда охотились, участвовали во всех состязаниях в гольф, ездили друг к другу в гости и т. д. А Черрелы, несмотря на их более глубокие корни, были меньше всех на виду. Если бы они исчезли, их исчезновение было бы замечено, но своё былое значение они сохранили только для жителей деревни.

Хотя Динни обычно вела в Кондафорде весьма деятельную жизнь, иногда она чувствовала себя, словно человек, который проснулся глубокой ночью, когда сама тишина рождает в нём тревогу. А если случались такие события, как история с Хьюбертом три года назад, её собственная драма два года назад, а теперь — эта история с Клер, — ей хотелось быть поближе к подлинной жизни.

Доставив сестру на Мьюз, она поехала дальше и явилась на Маунт-стрит к ужину.

Там оказались Майкл и Флёр, и разговор всё время вращался вокруг литературы и политики. Майкл находил, что газеты слишком рано начали расхваливать правительство, — так, пожалуй, оно может и задремать. Сэр Лоренс выразил радость, услыхав, что оно ещё не задремало.

Внезапно леди Монт спросила:

— Скажи, Динни, а как малыш?

— Спасибо, тётя, чудесно! Он уже ходит.

— Я высчитала, что он двадцать четвёртый Черрел в Кондафорде, а раньше они были французами. Джин собирается иметь ещё?

— Держу пари, что да, — сказала Флёр. — Она самой природой создана для материнства.

— У ее детей не будет ни гроша.

— Ну, она-то уж как-нибудь устроит их будущее.

— Странное слово «устроит», — сказала леди Монт.

— Скажи, Динни, а как Клер?

— Очень хорошо.

— Есть новости? — И Флёр прямо-таки впилась глазами в Динни, словно желая прочесть её мысли.

— Да, но…

Голос Майкла прервал наступившее молчание:

— У Дорнфорда очень интересная идея, отец: он считает…