Однако интересная идея Дорнфорда до Динни не дошла, так как она размышляла о том, можно ли довериться Флёр. Она отлично знала, что редко кто способен так быстро ориентироваться в событиях светской жизни и судить о них с более здравым цинизмом, чем Флёр. Кроме того, она умеет хранить тайны. Но тайна эта принадлежит Клер, и Динни решила сначала поговорить с сэром Лоренсом.
Ей это удалось только поздно вечером. Он встретил её рассказ характерным для него движением бровей.
— Целую ночь в автомобиле? Ну, это, пожалуй, уж слишком. Я завтра буду в юридической конторе в десять утра, — там теперь работает двоюродный брат Флёр, «юный» Роджер Форсайт, и поговорю с ним, — он скорее добьётся в суде успеха, чем эти седовласые юристы. Ты пойдешь со мной, и мы подтвердим, что вполне верим Клер.
— Я никогда не бывала в Сити.
— Странное место: словно там сошлись два полюса. Романтика и учётный процент. Приготовься к лёгкому шоку.
— Как ты думаешь, следует им защищаться?
Живые глаза сэра Лоренса остановились на её лице.
— Если ты хочешь знать моё мнение, то я считаю, что им не поверят, но мы можем повлиять хотя бы на часть присяжных.
— Ты-то им веришь?
— В данном случае я полагаюсь на тебя, Динни. Тебя Клер обманывать не станет.
Вспомнив лица сестры и Тони Крума, Динни вдруг почувствовала неудержимое волнение.
— Да, они говорят правду, и у них вид людей, говорящих правду. Не верить им было бы гадко!
— Такой гадости в нашем гадком мире не оберёшься. У тебя усталый вид, детка, ложись-ка лучше спать.
И в этой спальне, где она провела столько ночей, когда переживала собственную драму, Динни в полусне снова увидела тот же странный кошмар: Уилфрид был рядом, но она не могла до него дотянуться, а в её усталой голове звучали, как припев, слова: «Ещё одну реку, ещё одну реку надо переплыть…»
На другой день в четыре часа всё семейство явилось в контору «Кингсон, Кэткот и Форсайт», помещавшуюся в тихом жёлтом флигеле на задворках Олд-Джюри.
Динни услышала, как дядя Лоренс спросил:
— Мистер Форсайт, а где старик Грэдман? Всё ещё у вас?
Сорокадвухлетний «юный» Роджер Форсайт ответил высоким голосом, не соответствовавшим его массивной челюсти:
— Кажется, он по-прежнему живет в Пиннере, или Хайгейте, или ещё где-то там.
— Я очень рад, если он ещё жив, — пробормотал сэр Лоренс. — Старый Форсайт, — я хотел сказать, ваш кузен, — был о нём очень высокого мнения. Настоящий викторианец.
«Юный» Роджер улыбнулся.
— Присядьте, пожалуйста.
Динни никогда ещё не бывала в конторе юриста и с удивлением разглядывала длинные стеллажи вдоль стен с томами свода законов, связки бумаг, желтоватые шторы, уродливый чёрный камин, где тлела горсточка угля, казалось, не дававшая никакого тепла, развёрнутый план какого-то имения, висевший за дверью, низкую плетёную корзинку на столе, перья и сургучи, «юного» Роджера — и почему-то ей вспомнился альбом с засушенными водорослями, которые собирала её первая гувернантка. Но тут её отец встал и передал одному из защитников повестку, полученную Клер.
— Мы пришли по этому делу.
«Юный» Роджер посмотрел, кому адресована повестка, потом взглянул на Клер.
«Откуда он знает, которая из нас Клер?» — подумала Динни.
— В этом обвинении нет ни слова правды, — заявил генерал.
«Юный» Роджер погладил подбородок и начал читать.
Динни, сидевшая сбоку от него, заметила, что на его лице появилось какое-то жесткое птичье выражение.
Увидев, что Динни смотрит на него, он опустил бумагу и сказал:
— Они, как видно, спешат. Истец подписал своё показание под присягой ещё в Египте. Он сделал это, вероятно, чтобы сэкономить время. Вы мистер Крум?
— Да.
— Вы хотите, чтобы мы выступали и от вашего имени?
— Да.
— Значит, останется леди Корвен и вы… А вы, сэр Конвей, выйдите ненадолго.
— Сестре можно остаться? — спросила Клер. Динни встретилась глазами с адвокатом.
— Пожалуйста.
Но искренен ли он, давая это разрешение?
Генерал и сэр Лоренс вышли, и наступило молчание.
«Юный» Роджер стоял, прислонившись к камину, и вдруг поднёс к носу щепотку табаку.
Динни заметила, что он худ, довольно высок и у него резко выступает вперёд подбородок. Волосы у него были рыжеватые и впалые щеки того же оттенка.
— Ваш отец, леди Корвен, сказал, что в этом… гм… обвинении нет ни слова правды…
— Факты изложены верно, но истолкованы превратно. Между мною и мистером Крумом ничего не было, он только три раза поцеловал меня в щеку.
— Так. Что вы скажете о ночи, проведённой в машине?
— Ничего, — продолжала Клер. — Там не было даже ни одного из этих трёх поцелуев.
— Ничего, — повторил Крум, — абсолютно ничего.
«Юный» Роджер облизнул губы.
— Если вы не возражаете, я хотел бы понять ваши чувства друг к другу, если они у вас есть.
— Мы говорим чистую правду, — произнесла Клер чётко и звонко, — мы сказали то же самое моим родителям; вот почему я попросила сестру остаться. Правда, Тони?