Том 4. Стиховедение

Область рифм — моя стихия,И легко пишу стихи я;Без раздумья, без отсрочкиЯ бегу к строке от строчки,Даже к финским скалам бурымОбращаюсь с каламбуром.(Д. Минаев, «В Финляндии», 1876)

Иной омоним складывался даже не из двух, а из трех слов: «В ресторане ел суп сидя я — / Суп был сладок, как субсидия». Почему это казалось смешней? Вероятно, потому, что чистые омонимы как бы были даны в языке, а составные — как бы созданы писателем и хранили зримые следы его усилий. Стихи на чистых омонимах сами собой получаются спокойнее и серьезнее. Вот три стихотворения советского поэта Я. Козловского — сравните последнее из них с предыдущими. Я. Козловский среди своих современников тоже как бы специализировался на упражнениях с омонимическими рифмами: в его итоговом сборнике было напечатано 80 таких шуток и полушуток (как в лучшие минаевские времена) под общим заглавием «Созвездие Близнецов».

* * *

— Взяв бритву, я добрею,

Сияю бра добрей!Сейчас я вас добрею, —Промолвил брадобрей.— Не зря ко мне вы ходите:Хоть старюсь я, но выВсе от меня выходите,Как месяцы, новы.

* * *

Журавлиные станицыГонит времени опала.С тополей вблизи станицыЖелтая листва опала.Речка в облачной опушке,

И черты ее не четки.Сосны на лесной опушкеДождика перебирают четки.

* * *

Смотри, натуралист:Упал на тура лист.Все капельки светлы,Как будто из стекла,Одна из них с ветлыК твоим ногам стекла.А на речной косеОса летит к осе.

Впрочем, к чести Минаева, он делал пробы и на путях большего сопротивления — например, нанизывал не два, а больше рифмующихся омонимов. Это уже труднее:

В полуденный зной на СенеЯ искал напрасно сени,Вспомнив Волгу, где на сенеЛежа, слушал песню Сени:«Ах вы, сени мои, сени».

или:

На пикнике под сенью елиМы пили более, чем ели,И, зная толк в вине и в эле,Домой вернулись еле-еле.

В серьезной поэзии не побоялись использовать омонимию только экспериментаторы-символисты. И прежде всего они отбросили игру с составными омонимами, сосредоточившись на чистых. Художественный расчет их был не в том, чтобы показать, как можно склеить друг с другом разные слова, чтобы они показались одним, а в том, чтобы показать, как можно разнотемным словам подобрать такой контекст, чтобы они в нем показались одинаково естественными. Интерес к этому прорывался невольно и неожиданно: Блок никогда не увлекался стиховыми экспериментами ради экспериментов, однако ученые нашли у него не менее 9 омонимических рифм, при этом — в самых серьезных стихотворениях:

Я, отрок, зажигаю свечи,

Огонь кадильный берегу.Она без мысли и без речиНа том смеется берегу……И неужель в грядущем векеМладенцу мне — велит судьбаВпервые дрогнувшие векиОткрыть у львиного столба?..

О поэтах более коварных говорить не приходится: Валерий Брюсов и Федор Сологуб писали на омонимических рифмах целые стихотворения. Причем, сообразно своим характерам, Брюсов выставлял прием напоказ (включил это стихотворение в сборник экспериментальных стихов «Опыты», а в рукописи называл его «омонимина»), а Сологуб скрывал (понимающий заметит!), и поэтому брюсовское гораздо известнее, чем сологубовское:

Главная задача, как сказано, была в том, чтобы омонимы возникали в стихах как бы естественно. Но была еще и сверхзадача: чтобы их игра как бы перекликалась с содержанием стиха, подчеркивала его смысл. Брюсов и Сологуб такой сверхзадачи не ставили. Но у гораздо более легкомысленного, по общему мнению, советского поэта Семена Кирсанова есть, например, стихотворение «Птичий клин»: